Не то, чтобы он был влюблён, и теперь пылал от ревности, нет. Просто он уже всем сердцем прикипел к этой хорошенькой вдовушке, ведь именно ей он был обязан той самой свободой, которой всё никак не мог насладиться; это её друзья тщательно продумали легенду, по которой выходило, что он, Джон, будучи на задании Вильяма Гордона, е выполнил оное только потому, что не смог: селение Сар, в котором он должен был разузнать всю подноготную герцогини или той, кого за ней выдавали, якобы сгорело дотла, разорённое орками… Почему именно орками — Джон так и не понял, но брат Тук уверил, что сработает безотказно. А сама Аннет придумала его лёгкую трёхнутость, будто не выдержал человек страшного зрелища вырезанной и сожжённой деревушки, с глузду сдвинулся… И, конечно, не преподнеси она бриттанцу всю эту выдумку столь виртуозно — вряд ли агент Клеменс вышел сухим из воды. А он мало того, что получил вольную, так ещё и заработал почётный пенсион…
Мало кто мог уйти от Гордона добровольно и так легко. Поэтому, как ни крути, а по гроб жизни будешь благодарен самой очаровательной трактирщице на свете.
— Тогда я на тебе женюсь! — выпалил он. — Фамилия «Клеменс» ничуть не хуже фамилии «Фрашон», в конце концов. Должен же кто-то тебя защищать!
Аннет подавилась смехом, но вовремя сдержалась.
Раньше, ещё с полгода назад, она ответила бы уничижительно-язвительной репликой, но… После встречи с Генрихом в ней многое переменилось.
— Малыш Джон, — сказала ласково. — Спасибо тебе. Но защитников у меня — целый экипаж, на этот счёт можешь не волноваться, а замуж я пока не тороплюсь. Мне и без того неплохо. А и то сказать, я же не падшая дева, в конце концов, а честная вдова… Забудь, что я тебе говорила про Анри: я рожаю от мужа, который недавно погиб. Случается же такое? Муж умер, а ребёночка заделать успел.
— Да как же… — Малыш Джон растерялся. — Как же он недавно погиб, когда уж полгода прошло, и сроки-то…
— А кому это известно? — зашептала Аннет. — Джон, дурачок, ты что, и впрямь головой повредился? Оно мне нужно будет, про мужа-то соврать, когда метрику на ребёнка придётся выправлять и в церковной книге записывать, а для того я Хуберта в свидетели позову. Он живо восемь месяцев от родин отсчитает и скажет, если что, что тогда-то мой Гаспар и ушёл в последнее плавание… Кто проверять-то будет? Всё понял?
Джон Клеменс почесал в затылке.
— Лучше бы ты вышла за меня замуж. Нехорошо это — дитя без отца растить.
— А я как росла? При живом родителе — считай, без него. Э-э, что вспоминать… — Аннет выпрямилась, вдохнула полной грудью стылый солоноватый воздух и засмеялась.
Свободна!
И никто теперь не достанет ни её, ни маленького Анри, и не отнимет у неё память об Анри-большом. Что, съел, Генрих?
А отец Бенедикт предвестил, что они с ним ещё встретятся. Непременно. Только не скоро. Значит… до этого «не скоро» мы ещё доживём, и неплохо, раз уж встретимся с Его Величеством… Простые люди с королями запросто не сталкиваются.
— Эй, на вахте! — крикнула звонко. — Спишь у штурвала? Почему курс отклонился? По ветру чую! Три румба влево!
Первый рассветный луч застал её на палубе.
Каррака летела над волнами белой птицей, отражаясь в лазурных волнах, распугивая своим мощным телом косяки кефалей и тунцов. Солнце выкрасило паруса в алый, сказочный, цвет, в лицо бил ветер свободы, впереди была восхитительная неизвестность, а не обрыдлая рутина… и Аннет поняла, что вот она, сбылась Мечта! Правда, рядом не было Его, что часто присутствовал в грёзах наяву, и ещё не читалась карта с сокровищами, и платье на ней было слишком простое, и не хватало капитанской треуголки… Но всё это будет. Будет.
Собор гремел торжественным хоралом.
Венчались сразу несколько пар: Максимилиан Фуке, левая рука герцога, и Доротея Смоллет. Огюст Бомарше, советник герцога Эстрейского при князе Наваррском, и Фотина Россельоне. Капитан Винсент Модильяни, правая рука герцога, и Полина-Мари Вайсман, первая женщина-докторус в Европе.
И, как почётные гости, присутствовали на венчании герцог и герцогиня Эстрейские.
Уже отзвучали под сводами ангельские голоса певчих, уже счастливые супруги, принеся друг другу клятвы верности и любви и обменявшись целомудренными лобзаниями, устремились к выходу, где их вот-вот должны были осыпать пшеном и цветами, уже гости и свидетели поджидали, когда вослед обвенчанным тронется к выходу и герцогская чета, когда Жильберт д’Эстре придержал Марту за локоть.
— Не торопись, милая…
И подал знак остальным, чтобы их не ждали.
Что удивительно — на лицах гостей не отразилось ни тени изумления. Будто разом все друзья и домочадцы, родственники и верные соратники позабыли, что Эстрейские вообще здесь присутствуют. Но удалились вслед за счастливыми парами не все. Остались его преосвященство архиепископ, Жан Дюмон-Лорентье, Старый Герцог и… новый посол бриттский, Артур Эдмонд Тюдор, третий граф Ричмондский.
Бенедикт поманил пальцем — и расторопные служки вручили каждому по толстенькой витой свече с золочёной кромкой.
— Сюда, дети мои! — зычно произнёс отец Бенедикт.