— Даму изолировать. Наши гости, думаю, продержат её до рассвета в стабильном состоянии. Винсент, утром к побудке установите по центру лагеря столб для наказания. Придётся устроить суд. К тому времени, думаю, как раз прибудут высокие гости с той стороны леса, дабы застукать меня в непотребном виде в постели с прекрасной риа Сандриэль… Или мёртвым. В первом случае у них в руках был бы прекрасный повод для давления, во втором — сорванные переговоры и…
Он задумался.
Неужели такая подстава? Не пожалеть крупнейшую фигуру, снять с доски… возможно, разыграть партию со своим претендентом… Ведь он бы не умер мгновенно даже от отравленного кинжала, а его убийца живым из лагеря уже не вернулся бы.
— Ждём до утра, — дополнил вслух. — Тогда всё прояснится окончательно. А пока — унесите её куда-нибудь по соседству, не могу же я спать с этой блудодейкой под одной крышей. Я, в конце концов, женатый человек.
Павильон графа Бургундского сиял великолепием. В отличие от простого походного шатра самого герцога, он возвышался в центре лагеря, как небольшой дворец, притягивая всеобщие взгляды вымпелами на деревянных башнях и зубчатыми куртинами. Ещё две башенки высились при входе, служа, заодно, опорами для натянутого гобеленового полога.
Наружный слой павильона представлял собой отнюдь не парусину, как на прочих шатрах, а был сделан из верблюжьей шерсти, хорошо удерживающей как тепло изнутри, так снег и воду снаружи. Второе покрытие, внутреннее, из красной тафты было обвешано гобеленами со сценами охоты, пиров и любви романтической, а полосы между ними расшиты жемчугами и золотом. Жёсткость деревянного настила здесь умягчалась драгоценными персидскими коврами, столь мягкими, что даже капризные эльфы, сидя за круглым столом переговоров, украдкой от людей разувались, дабы погрузить ступни выше щиколоток в приятную мягкость кашемира. Павильон-дворец с лёгкостью вмещал до сорока пяти человек и эльфов, это не считая слуг и стражи, скрывающихся в пространстве меж наружным и внутренним пологами.
Вот к этому-то самому павильону-дворцу, у которого, дожидаясь герцога и сопровождающих лиц, столпилась делегация эльфов, и подошла странная процессия.
Занимался рассвет. Но в появлении дроу в этот час не было ничего удивительного: остроухие, живя с природой в едином ритме, любое важное дело начинали с восходом солнца, и на привычки людской знати спать иногда допоздна взирали со снисходительным высокомерием. Людям, скрепя сердце, приходилось приспосабливаться к их режиму, дабы не провоцировать гостей на новые неудовольствия. Однако сегодня ранние гости встречались с каким-то нездоровым энтузиазмом.
Первое, что увидели высокие лица при подходе к месту переговоров — это оцепление солдат вокруг высокого столба со скобами для цепей, установленного прямо по центру утоптанной перед павильоном небольшой площади. Заспанные, будто после бессонной ночи, физиономии гостей, и без того с утра не отличающиеся приветливостью черт, помрачнели. Похоже, в предчувствии неприятного сюрприза.
Его светлость герцог Эстрейский появился через полчаса томительного ожидания, жив-здоров, бодр и весел, чего нельзя было сказать о скуксившихся островитянах. И — о чудо! — дроу не роптали, не строчили ноты протеста, не выражали явно или тайно негодование по поводу оскорбительной для них задержки. Одним словом — поведением своим напоминали ту самую кошку, что поджимала уши и берегла зад, памятуя о сожранной накануне хозяйской говядине. Отчего-то их не удивило, что в сопровождении герцога шли не только граф Бургундский и маркграфы Дижонский и Аваллонский, но и давно и печально известный им капитан Модильяни, а также два лица духовного звания, наличие которых явно не вписывалось в протокол.
— Прошу извинить, господа, — без тени раскаяния произнёс герцог. — Дела, дела. Как видите, даже по ночам мне не дают покоя… Сегодня я невольно нарушу нашу обычную процедуру ведения дел, ибо обстоятельства таковы, что я вынужден обратиться к вам с неким заявлением. Ситуация довольно щекотливая…
Он обвёл взглядом присутствующих. На большинстве эльфийских ликов, абсолютно лишённых намёков на возраст, застыло угрюмое ожидание. Однако кое-кто — меньшинство — искренне недоумевал. Так. Определённо, во вчерашней акции участвовали не все, есть и несведущие. На них и делал ставку его светлость.
— Но что это? — Он замер в показном удивлении. — Его величества здесь нет? Блистательная не почтит нас сегодня своим присутствием? Должен ли я расценивать это как выражение протеста на какое-либо действие со стороны галлов?
— Её величество нынче в недобром здравии, — поспешил разъяснить первый министр Аквители, вечно унылый Пантанюэль. — К сожалению, минувшая ночь была чересчур сыра, что не могло отрицательно сказаться на её голосе. Согласитесь, с больным горлом трудно вести переговоры. Однако я уполномочен…