Иная жизнь Евы

Нахождение в этой когда–то знакомой, но теперь бездушной квартире пропитанной моим позором казалось просто невыносимым, и я сбежала. Подъезд встретил меня прохладой и запахом сырой штукатурки, отчего в горле запершило, и мое тело содрогнулось от кашля. Отдышавшись после этого приступа, я ринулась прямиком к выходу, но перед дверью подъезда я затормозила. Куда бежать? В этом городе нет ни души, готовой принять меня вот так, без всяких вопросов. В этом городе у меня нет ни–ко–го. А хождение по морозу могло закончиться новыми приступами кашля, жаром и больницей.

Громкий гул домофона перед носом заставил меня отпрянуть вглубь подъезда, подальше от холодного воздуха и метели, ворвавшейся в дверь с пронзительным воем.

– Ты? – знакомый голос заставил меня вздрогнуть.

Одиночка недоверчиво вглядывался в мое лицо, будто бы я сейчас могла сбросить маску и превратиться в другого человека. Выглядел парень крайне забавно: его щеки раскраснелись от мороза, делая его похожим на циркового клоуна, в торчащих во все стороны волосах, явно нуждавшихся в расческе и шампуне, запутались перья от пуховика, а наспех сброшенный капюшон куртки болтался пристегнутый лишь на одну пуговицу.

– Ты меня преследуешь? – этот вопрос вырвался у меня прежде, чем я поняла, что опять сморозила глупость. С какой радости Одиночке меня преследовать?

– А ты видимо думаешь, что весь мир всегда вертится вокруг тебя одной, – Алексей хмыкнул и прошел к лестнице, – Вообще–то это ты появилась в подъезде моего дома. До завтра!

Я выждала минуту, проследив, чтобы дверь на втором этаже, в которую вошел одноклассник, захлопнулась и тоже двинулась вверх. И так как решения о том, куда мне деваться, принято не было, пришлось устроиться на лестничном пролете между вторым и третьим этажами, зажатой между батареей и окном. И мгновенно возникло то самое чувство дежавю. М–да, думала ли Ева Вишневская, что ей придется торчать в грязном подъезде, будто и не было у нее всех этих золотых и платиновых карточек?

Как бы сейчас поступила сейчас она? Сбежала бы на очередную тусовку? Скорее всего. Но я–то твердо решила больше не быть ею, мне сейчас крайне необходимо было придумать что–то, что могло бы помочь мне восстановить испорченные здешней Евой отношения с родителями. Здесь и сейчас это было крайне необходимо. Хотя стоп, где это «здесь и сейчас»? Ведь если «здесь» есть, то значит «там» нет и не было, а значит все, что натворила та Ева на самом деле натворила я? Черт возьми, от всех этих идиотских умозаключений точно можно сойти с ума.

И какого черта вообще еще вчера я собиралась кому–то зачем–то отомстить? Я–то чем была лучше? Точно так же, как и Рома с Мариной я предавала и подставляла, издевалась над людьми. Хотелось начать с чистого листа? Оборвать все отношения здешней Евы? Стоило начать с себя и со своих поступков. Господи, какая же идиотка…

От злости на саму себя из моих глаз тонкими струйками по лицу полились слезы, оставляя за собой соленые дорожки и ощущение липкого холода. На протяжении последних восьми лет единственным моим желанием было стать такой, как все. И вот, судьба преподнесла мне этот подарок, получите и распишитесь, где галочка, называется… Но и тут судьба прогадала. Оказалось, что быть как все не так–то просто имея при себе такие понятия, как честность, порядочность и благоразумие. Неужели у жизни есть только две крайности? Или бьешь ты или же тебя бьют? А если остановиться? Если прекратить бить? Воспримут ли это окружающие как проявление слабости? Полетит ли следующий камень в меня?

– Держи, – голос Одиночки раздался совсем рядом, заставив меня пугливо вжаться в стену.

Я подняла глаза и сквозь плотный поток слез обнаружила перед собой большую дымящуюся кружку с чаем.

– Джеки сказала мне, что ты замерзла, – Леша кивнул на небольшую черную собачку, внимательно изучающую меня своими глазками–бусинками свесив розовый язык на бок от усердия.

Помедлив, я протянула руку и схватилась за обжигающе горячую кружку, Джеки одобрительно тявкнула в ответ.

– Она, что, умеет разговаривать?

– Конечно. Вот сейчас, например, она просится на улицу, – Одиночка кивнул собачке, – Конечно, Джеки, мы идем гулять. Прощайся с Евой.

Джеки еще раз тявкнула и рванула вниз по лестнице, весело размахивая хвостом из стороны в сторону. Леша кинулся следом, а я слегка обалдевшая, с мокрыми от слез щеками так и осталась стоять зажатой между окном и батареей, обнимая ладонями кружку, наполненную до краев живительным чаем.

Одиночка всегда попадался на моем пути, стоило только случиться чему–то из ряда вон выходящему. Если бы существовали добрые феи крестные, то моя бы точно появилась в обличии Алексея Дорошенко. Он, как и Лиза, сильно отличался от окружающих. Но в нем была какая–то загадка, тайна Одиночки, как говорила Лиза. Наверное, поэтому окружающие старались его избегать, боясь неизвестности. В него бросали камнями под названием «безразличие». Но страдал ли он от этого? Не думаю.