Читаем Иная жизнь Евы полностью

Так по какой же причине этот парень всегда пытался прийти на помощь? В чем была его тайна? Может, у него страсть к оборванкам?

Леша вернул свою собачонку домой как раз к тому моменту, когда чай в моей кружке успел закончиться, а я нетерпеливо крутила остывшую кружку в руках, прокручивая в голове все, что знала про этого таинственного Одиночку.

– И все же ты реальна, – с этой фразой краснощекий Леша поднимался по лестнице, пристально глядя мне в глаза, будто пытаясь там найти все ответы на свои многочисленные вопросы.

– Возможно, – я пожала плечами и протянула пустую кружку, – Я еще сама не разобралась… Спасибо за чай.

– Спасибо? – брови Одиночки удивленно подпрыгнули, – Ты точно Ева Вишневская?

– Скорее я ощущаю себя как Ева Серова, – я хмыкнула, – Серова – фамилия моей матери. Но да, я абсолютно точно та самая Ева.

– И ты в моем подъезде.

– Угу, – я совершенно не представляла, зачем Алексею понадобилось со мной пообщаться.

– Как ты здесь очутилась?

– Сбежала из дома. Послушай, – я вздохнула, – Тебе совершенно не обязательно торчать здесь и наблюдать мою кислую физиономию, которая, я уверена, не принесла тебе ничего хорошего. Я не заслуживаю всего этого.

– О, я торчу здесь исключительно из любопытства. А вот почему здесь торчишь ты это и есть причина моего любопытства.

– Ты всегда так разговариваешь?

– Как?

– Непонятно.

– А ты всегда уходишь от ответов?

– Ну, хорошо, – я вздохнула, – Мне противно. Противно и стыдно. Стыдно за ту часть себя, которая ведет себя как последняя сволочь.

– А есть какая–то другая часть? – Леша усмехнулся.

– Вот. И я о том же. Во мне «здесь» нет ничего хорошего, зато «здесь» есть все, о чем только можно мечтать. Почти…

– Знаешь, если в таинственном «там» в тебе есть что–то хорошее, то и «здесь» есть. Не может в одном человеке в разных местах быть разное содержимое. Хотя я не особо понимаю, о чем мы сейчас разговариваем.

Я улыбнулась. Все окончательно перепуталось в голове, но, тем не менее, я улыбалась.

– Я не сумасшедшая, честно.

– Думаешь, хоть один из сумасшедших признает это? – Леша тоже улыбался, – Так значит, у тебя раздвоение личности?

– А ты мой психотерапевт?

– Лучше это буду я, чем кто–то в белом халате. И что ты думаешь делать дальше?

– Не знаю, останусь здесь, пока мир не перевернется?

– У меня есть лучшая идея, я, например, могу одолжить тебе коробку от холодильника.

Я удивленно заморгала.

– Зачем?

– Я думаю, ты будешь смущать соседей, а вот в коробке на тебя никто не обратит никого внимания. Совсем. У нас тут каждый день кто–нибудь что–нибудь в подъезд выставляет.

Губы Леши начали медленно расплываться в улыбке, и…он рассмеялся. В какой момент я поддалась его заразительному смеху, я, конечно же, не имею ни малейшего понятия, просто на короткое мгновение только один лишь смех завладел моим телом.

– Ты странная, – приступ смеха отступил, и Леша с интересом меня разглядывал, будто увидел впервые в жизни.

– Знаешь, я все время думала то же самое про тебя.

– Тараканам из моей головы далеко до твоих, с раздвоением личности, – Леша усмехнулся, – Может, лучше твоим двум личностям объединиться и вернуться домой?

– От «здешней» меня одни несчастья, – воспоминания о доме вновь обрушились на меня смесью стыда и отчаяния, – А на этом строится мое счастье. И это отвратительно…

– И тебя раньше все устраивало, но?…

– Раньше… – было невозможно сформулировать все то, что происходило у меня в голове, – Той Евы Вишневской больше нет. Есть я. А я не такая. Я не могу как она.

– Слушай, мне кажется, в твоей жизни просто настал переломный момент. Именно сейчас ты можешь все в корне изменить, – Леша сказал это со знанием дела, будто каждый день подрабатывал психоаналитиком, выслушивая бредни богатеньких заплаканных девчонок.

Я покачала головой.

– Мне никто не поверит. Такие как я не меняются

– Но я же верю, а это уже не никто.

– Почему?

– Что?

– Почему ты мне веришь?

Леша нахмурился.

– Потому что так чувствую. Ты бывала…ммм…грубой…

– Черствой, безголовой… – я знала о таких, как «здешняя я» не понаслышке.

– Высокомерной и временами истеричной…

– Крашеной дурой…

Леша улыбнулся.

– Но крашенные дуры не плачут в подъездах от стыда за совершенные поступки. Или я очень сильно заблуждаюсь, или в твоей жизни именно сейчас наступил тот самый переломный момент.

– Дурацкое словосочетание…

– Зато точно определяет то, что с тобой происходит. Сейчас будущее в твоих руках.

– Ты думаешь, моим рукам можно доверить что–то кроме стакана с чаем?

– Самоирония – уже неплохо, – внизу раздался гудок домофона, а затем поспешные шаги по лестнице, Леша понизил голос, – И это ты только час как стала жителем подъезда. Представь, как ты изменишься через сутки.

Смешинку, попавшую ко мне в рот, было не остановить. Только после этих слов до меня дошла абсурдность ситуации – я девочка из «золотой» молодежи стою в грязном подъезде блочной девятиэтажки, жалуюсь на жизнь и рассуждаю о раздвоении личности в присутствии одноклассника, о существовании которого та, прежняя Ева вообще не знала. Я точно рехнулась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия / Детская литература