Индейцы озера Титикака

Почти по всей Латинской Америке странствуют интересные знахари, индейцы каллахуайа из горной области Боливии, что находится севернее озера Титикака у перуанских границ. Странствуют с сумками природных лекарств, с амулетами и другими средствами своей медицины по горам и отдаленным тропическим областям и всюду пользуются хорошей репутацией. Они занимались врачеванием уже в эпоху инков, вероятно, и при дворе повелителя Инки. До сих пор толком не знают, куда их причислить, некоторые ученые склоняются к точке зрения, что их надо отнести к кечуа, как и они сами, впрочем, утверждают; другие ученые, приводя не менее веские доводы, считают их аймара, подвергшимися сильному влиянию кечуа. Самая большая загадка — язык каллахуайа, употребляемый ими во время «врачебной деятельности». Говорят на нем только мужчины, женщины его совсем не знают, он не похож ни на язык кечуа, ни на язык аймара. До сих пор не увенчались успехом все попытки языковедов определить его происхождение и отнести его к той или иной группе языков.

Все это, как и рассказы о красотах края, было для меня сильной приманкой, так что я страстно захотел увидеть край каллахуайа своими глазами. Оказалось, это не так просто, как можно было подумать сначала. Первая попытка закончилась неудачей. Во второй половине мая в край каллахуайа, в провинцию Баутиста Сааведра намеревались отправиться три англичанина, чтобы снять на импровизированном празднике в главном местечке провинции фильм для британского телевидения. Министерство в Ла-Пасе предложило мне ехать с ними.

Выехали мы из Ла-Паса в хорошем настроении, и маленький грузовик, который наняли англичане, прытко бежал на север. Проехали Хуарину, миновали Ачакачи, и все было хорошо. Солнышко светило, шоссе было по боливийским условиям вполне сносным. Доехали до Анкораймеса, проехали Карабук, все время по берегам великолепного озера Титикака, и счастливо добрались до местечка Эскома, где повернули от озера в сторону. До тех пор затруднений не было.

От Эскомы начался подъем в горы. Относительно сносное шоссе сменилось страшно разбитой горной дорогой. Несмотря на трудности, мы, однако, все время ехали. Мой высотомер остановился на крайнем делении 4000 метров, но подъем не кончился. Над нами на расстоянии вытянутой руки висели облака. Стало заметно прохладнее, а когда мы въехали в завесу из облаков, начал моросить мелкий дождичек. Сухая дорога сменилась влажной, и сначала мы были довольны, что нет пыли. Влажность, однако, быстро сменилась грязью, грязь топью, местами глубиной до 30 сантиметров. Ехать становилось все труднее, пока мы во время одного подъема не увязли в грязи. Кирка и лопата пошли в дело, и таким образом мы шлепали по глубокой грязи, медленно продвигая машину вперед. Моросящий дождичек тем временем сменился мелким, но густым и упорным дождем. Наконец мы выбираемся из грязи, садимся и едем дальше. Километров пятьдесят — и внезапная тьма. Машина ползет в дожде и сырости, фары, пробивая тьму, освещают размокшую дорогу. В семь часов мы уже снова сидим в липкой густой грязи.

От холода не попадает зуб на зуб. Решили разбить лагерь. Англичане отдали предпочтение палатке, которую они поставили возле шоссе, а я лег на сиденье в шоферской кабине. Ночь была необычайно «приятной», ветер завывал, дождь барабанил по железной крыше кабины, тело болело от неудобного положения, и серый мокрый рассвет был прямо-таки желанным. С трудом превозмогая себя, вылез я из теплого спального мешка и надел мокрый, грязный костюм и ботинки.

Дождь не переставал, и по сторонам плавали клубы тумана.

Выйдя из машины, я разогнул окоченевшее тело, стараясь хоть немножко согреть влажную холодную одежду.

Вдруг порыв ветра принес легкую мелодию. Может быть, мне показалось? Но нет, мелодия близится, усиливается, вырастает в простую индейскую песенку. И вот из тумана выныривает индеец, он в красном пончо, на голове красная шерстяная шапочка. Штаны засучены выше колен, на голых ногах резиновые сандалии. Мокрые икры блестят. Через плечо повешена сумочка для коки из пестрой шерсти, за спиной большая котомка, в руке дудочка с шестью отверстиями, идет и играет на ходу. Быстрым шагом проходит мимо машины и снова исчезает в тумане как призрак. Минуту еще слышатся звуки дудочки, затем и их поглощает туман, опять тишина. Откуда он идет и куда? Ближайшая деревня должна быть перед нами приблизительно в тридцати километрах, ближайшая за нами в добрых двадцати пяти километрах, и вот такое расстояние индеец проходит ночью, под дождем, по грязи, с тяжелым грузом. Помогают лишь кока и песенки, которые он играет на дудочке из тростника, выносливость и терпеливое упорство.