Индиго

И с большой долей вероятности я бы не оказалась в этом турне, мое сердце не разбилось бы на сотни осколков, которые я пыталась удержать, ощущая, как боль просачивалась из швов. А все мое существование было в буквальном смысле соединено булавками и иголками и скреплено моей старой швейной машинкой.

– Считай, что я официально увольняюсь, – сказала я, не открывая глаз.

– Нет, – ответил он. – Нет, нет, нет, нет, нет.

– Не стоит провоцировать меня, Алекс. Ты и так уже много чего сделал. Уважай мои желания и отпусти меня, – теперь я открыла глаза, посмотрела на него, на все, чем он был. Предателем, которому я распахнула дверь и которого сама впустила в свою жизнь. Ему понадобилось всего несколько недель, чтобы пробраться из коридора в мою душу. Он покорил каждый миллиметр моего существа и использовал это против меня, сам того не ведая. Я больше не видела его красоты, сексуальной привлекательности или поразительной стати. Не видела в нем забавного, сложного, ранимого парня, которому так мечтала помочь. Я видела лишь сломленного принца с глазами, полными мольбы и слез. Мужских слез. Они не были проявлением злости или раздражения. Слезы были настоящими, искренними и полными скорби.

Все сломленные принцы умирают в конце. Разве не он сам сказал мне об этом? Возможно, он был прав. И самое страшное, что в тот момент я мечтала, чтобы пророчество Алекса сбылось.

Я улыбнулась, удивляя саму себя. Не знала, что во мне есть эта жесткость, но, наверное, Алекс откопал ее в моих глубинах и бросил на стол в морге рядом с моим сердцем. Я знала, что, как только он найдет мое стихотворение, написанное после нашей ночи в его детской спальне, он поймет, почему все кончено. Почему мы не смогли бы остаться вместе.

– Если оставишь меня, – сказал он, – заберешь с собой мою душу.

– На кону всегда стояла моя душа, – тихо, но с вызовом ответила я. – У тебя нет души. Уже давно. Ты доказал это, все прошедшие годы скрывая преступление, хотя тогда одним-единственным звонком ты бы мог спасти мою маму. Я не нужна тебе. Тебе нужен лишь ты сам. Пришло время паковать вещи и отправляться на другие планеты. Найди свою душу, Алекс. Без нее ты никогда не будешь по-настоящему счастлив.

Глава двадцать восьмая

Алекс

Она оставила мне записку.

На листе бумаги.

Из блокнота.

Моего блокнота.

Блокнота, в котором я писал песни. Песни, на которые меня вдохновляла она. Песни, которые я писал для нее, и, может, ей. В них хранилось ее наследие, каждое слово было наполнено намного большим смыслом. Это было нечто среднее между стихотворением и посланием. О нас. Обо мне. О том хаосе, которым стали наши отношения. И внизу было написано красными чернилами и подчеркнуто кое-что еще. Написано недавно. Она так сильно прижимала ручку к бумаге, что в некоторых местах та порвалась.

Ты прекрасен, Алекс, но душа твоя пуста. Никто не умер бы за тебя. И никто не должен был умереть из-за тебя. Инди.

Она использовала слова из «Маленького принца», и почему-то от этого было больнее. «Маленький принц» принадлежал нам. Я написал ей песню о нем, а она использовала это против меня. Я понял, сидя в парижском отеле, ничем не отличающемся от других и в то же время ни на один не похожий, что наконец нашел ее. Девушку, стоящую всех написанных мной песен. А потом потерял ее. Девушку, чью жизнь я помог разрушить.

В конце холодного темного тоннеля моего существования брезжил свет: даже я понимал, что не могу отменить оставшиеся концерты турне «Письма Покойника». Дженна выроет еще один тоннель во мне и запихнет туда динамит, если я посмею о таком заикнуться. За мной следовали страховщики, в спину зловонно дышала звукозаписывающая компания. И я вообще-то успешно вернулся на сцену и устроил шумиху вокруг своего следующего безымянного альбома. Кроме того, мои товарищи полагались на меня. Товарищи, которых я хотел убить, но которым в то же время был обязан. Наши отношения были сложными, ненормальными, совершенно сумасшедшими. Они постоянно предавали меня, пытаясь вернуть к жизни. И работало же!

До этого момента.

Я пообещал себе, что чем бы это дерьмо ни закончилось, я позабочусь о том, чтобы Фэллон сделала для Стардаст и ее семьи то, что должна.

Я стоял у кухонного островка в номере, так сильно сжимая ее записку, что пальцы чуть ли не хрустели. Запах Инди все еще оставался в моих ноздрях, на моей подушке, внутри меня. Дверь позади меня открылась.

Да, я снова употреблял.

Ну пытался.

Черт, какой же хреновый из меня наркоман.

– Даже не думай, – я вдохнул, пытаясь зажечь маленькие камешки соли. Как, черт возьми, можно кайфануть с помощью этого? Мне нужны новые друзья. Новые молодые неудачники, которые научат меня отрываться с помощью пустяковых вещей. А ведь даже четырех часов не прошло после того, как ушла Инди. Страшно было подумать, что станет со мной через неделю. Я умру, если превращусь в то, что так отчаянно ненавижу.