Индия и греческий мир

Буддийский текст из «Саддхармапундарика-сутры» (IV) гласит (пер. с англ. – Е.С.): «Будда сказал: “Расскажу вам еще одну притчу. Когда-то единственный сын состоятельного отца покинул дом и впал в крайнюю бедность. Когда отец его странствовал вдали от дома в поисках своего сына, он потерял его след. Он делал все, чтобы найти своего сына, но напрасно. Десятилетия спустя его сын, доведенный до полной нищеты, бродил неподалеку от жилья своего отца. Отец быстро узнал своего сына и послал слуг, чтоб те привели странника домой; тот был ошеломлен великолепием особняка. Он боялся, что его обманывают, и не пошел с ними. Он даже не узнал собственного отца. Отец снова послал своих слуг, чтоб те предложили ему стать за плату слугой в хозяйстве их богатого господина. Сын принял предложение, вернулся вместе с ними под кров отцовского дома и стал слугой. Отец постепенно повышал его [в должностях], пока он не стал заведовать всей его собственностью и сокровищами, но сын все еще так и не узнал своего отца. Отец был доволен верностью сына, и, поскольку конец его жизни приближался, он созвал всех своих родных и друзей и сказал им: “Друзья, вот мой единственный сын, которого я искал много лет. Отныне все мое имущество и сокровища принадлежат ему”. Сын был изумлен признанием своего отца и сказал: “Не только обрел я отца, но и все это имущество и сокровища теперь мои”. Богатый человек в этой притче представляет собой Будду, а странствующий сын – всех людей. Сострадание Будды охватывает всех людей так же, как любовь отца – единственного сына. В этой любви он применяет мудрейшие методы чтобы вести, наставлять и обогащать их сокровищами Просветления».

Интересно отметить, что «индийская версия» содержит этакую интересную «педагогическую систему» «воспитания» блудного наследника. При всех имеющихся отличиях невозможно не признать заимствование или, как обычно, происхождение от одного корня. Доводы в пользу первого следующие. История блудного сына – уникальное место среди четырех Евангелий: как известно, в них много схожих мест, особенно в первых трех, потому и называемых «синоптическими», что они во многом согласовываются друг с другом. Однако здесь – иной случай. Своего, не повторяющегося в прочих Евангелиях материала у Луки – порядка 30 процентов. И отметим главное, давно признаваемое как церковной, так и светской наукой: Лука – единственный из евангелистов, который не был иудеем. По стилю письма, используемой лексике и т. п. Лука – сирийский грек, довольно высокообразованный врач, человек эллинистической культуры. Э. Ренан вообще предполагает, что он был довольно близок к тем же имперским верхам, что и Иосиф Флавий – царю Агриппе, Беренике и др. Наш тезис прост: если Дион Хризостом, младший современник Луки, пишет о том, что грекам известен индийский эпос, резонно предположить, что Лука, как образованный и любознательный грек, не чуждый риторскому искусству (что подчеркивает и Э. Ренан), вполне мог использовать индийскую притчу в своем Евангелии. По крайней мере, так совершенно точно поступил позже св. Иоанн Дамаскин, о чем мы еще расскажем. Конечно, такое предположение насчет Луки вызовет несогласие сторонников полной «богодухновенности» Писания, но и неверующие ученые, и верующие давно признали, что Библия в целом – плод многовековой работы разных авторов, в котором соединены множество более древних писаний и редакций (напр., Яхвист, Элогист, Жреческий кодекс и др.). Разница только в том, что атеисты исключают участие Бога в создании Библии, а верующие ученые считают ее составленной как бы из двух компонентов – божественного Откровения, безупречного и безошибочного, и «человеческого фактора» – авторов, редакторов, писцов и т. д., которые могли ошибаться, и их ошибки и наполнили Писание ляпами, которые вдохновенно обнаруживают атеисты. Не в этом дело, это просто мы как бы бегло очертили суть проблемы, что и человек является автором Писания. Установив это, прибегаем к анализу Э. Ренана, каков же был Лука как писатель, и видим следующее. Он умел «вносить изменения в слова Иисуса, согласно требованиям времени»; он, умело оперируя Преданием, мог «вставить в текст места своего собственного изобретения, с целью придать делу Иисуса желательное направление». Работая с материалом, он, по выражению Ренана, выкраивал его, вставлял и переносил по своему усмотрению. Здесь нет никакого поклепа, все очевидно при сравнении синоптического материала. «С несравненным искусством он разрезал составленные ранее сборники, создавал рамки для разрозненных таким образом логий, вставлял и окружал их, как маленькие бриллианты, оправой восхитительных рассказов, которые их вызывают и дают повод к ним. Его искусство размещения никогда не было превзойдено… Евангелие от Луки – самое литературное из всех Евангелий».