Индия и греческий мир

Еще один важный момент: тот же Ренан еще в XIX в., анализируя Евангелие от Луки, подметил в нем то, чем мы, собственно, старательно занимаемся сейчас: «индийскую параллель»: «Почти нет ни одного рассказа, ни одной притчи, из принадлежащих самому Луке, которые не были бы проникнуты духом милосердия и призывом грешников… Евангелие от Луки, по преимуществу, Евангелие прощения – прощения за веру: “на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии”. “Сын человеческий пришел не губить души, а спасать”. Всякие погрешности служат для него поводом, чтобы из каждого евангельского рассказа сделать рассказ о раскаявшемся грешнике. Самаритяне, мытари, центурионы, падшие женщины, добродетельные язычники, все, презираемые фарисейством, – его клиенты. Идея о том, что христианство имеет прощение для всех, – принадлежит ему. Двери открыты, обращение возможно для всех. Нет более вопроса о Законе; новая вера – культ Иисуса – заменила его. Тут самарянин совершает благородный поступок в то время, как священник и левит проходят равнодушно. Там мытарь выходит из храма оправданным, благодаря своему смирению в то время, как фарисей, безупречный, но высокомерный, выходит более виновным. Далее, грешница, воспрянувшая, благодаря своей любви к Иисусу, получает разрешение выразить особыми знаками свою преданность к нему. Еще далее, мытарь Закхей делается сразу сыном Авраама, только благодаря вызванному им стремлению видеть Иисуса. Обещание легкого прощения всегда служило главной причиной успеха религии. «Даже самый грешный человек, – говорит Бхагавата, – если он поклонится мне и будет верить только в меня, должен считаться хорошим человеком». Лука к этому прибавляет смирение, «ибо, что высоко у людей, то мерзость перед Богом». «Могущественный будет низвергнут, а смиренный превознесен: вот для него сущность произведенной Иисусом революции. Высокомерный, это еврей, гордящийся своим происхождением от Авраама; смиренный, это язычник, не получивший славы от своих предков и всем обязанный только своей вере в Иисуса».

Заодно отметим, что буддийская версия притчи о блудном сыне происходит из Северной Индии – области, как помнит читатель, частично входившей в индо-греческое царство.

Что же касается второй версии – что оба сказания имеет общий корень, она тоже может быть доказана; при этом отпадает надобность приписывать ее вставку Луке, ибо исторический Христос вполне мог воспользоваться аналогичным преданием из еврейской «Агады» – точно так же, как, впрочем, и Лука мог «выкроить» ее из «Агады», не прибегая к заимствованию из буддизма. Г. Любан пишет в своей работе «“Возвращение блудного сына”: больше, чем видит глаз»: «Метафора встречи отца и раскаявшегося сына связана с литургией еврейского Нового года. Каждый год в праздник Рош Хашана в синагоге звучит шофар (церемониальный рог из натурального материала (кроме рогов коров), на Новый год в него трубят сто раз. – Е.С.), поэтому другое название праздника – День трубных звуков… В хасидской версии притчи рассказывается, что в чужих странах блудный сын забыл родной язык и, вернувшись в отчий дом, не смог даже попросить слуг позвать отца. Тогда он в отчаянии закричал, и старик отец узнал его голос». Трубный звук шофара и символизирует этот самый крик блудного сына к отцу, метафорически перенося его на вопль всего народа иудейского к Богу.