Индия и греческий мир

«Самьюктаратнапитака-сутра» (20; пер. с англ. – Е.С.): «Есть другая аллегория [описывающая человеческую жизнь]». Человек, совершивший преступление, бежит; его преследуют несколько стражников, и он пытается спастись, спустившись в колодец с помощью виноградных лоз, растущих по его краям. Спускаясь, он видит гадюк на дне колодца, и потому решает ради безопасности держаться за лозы. Через какое-то время руки его устают, а он сам замечает двух мышей, одну – белую, а другую – черную, грызущих лозу. Если лоза оборвется, он упадет к гадюкам и погибнет. Внезапно, взглянув вверх, он замечает прямо над своим лицом улей, из которого время от времени стекает капля меда. Человек, забыв обо всех опасностях, с удовольствием пробует мед. “Человек” означает того, кто рожден для страданий и смерти. “Стражники” и “гадюки” относятся к телу со всеми его желаниями. “Лозы” знаменуют продолжение человеческой жизни. “Две мыши, одна – белая, а другая – черная” знаменуют течение времени, дни и ночи, и проходящие года. “Мед” обозначает физические удовольствия, которые обманно отвлекают человека от страданий прошедших лет».

Как говорится, все комментарии излишни – совпадений слишком много, чтобы, как например, в случае с блудным сыном, выводить оба варианта из одного корня. Налицо прямейшее заимствование из буддийского Писания. Кстати, и к введенным Дамаскиным в эту притчу аллюзиям на аспидов, как четырех составляющих человеческого тела (о них мы писали ранее – кровь, слизь [флегма], желчь и черная желчь, соответствующие воздуху, воде, огню и земле), есть прямой буддийский аналог в другой притче из «Махапаринирвана-сутры» (16, пер. с англ. – Е.С.): «Есть еще иная аллегория. Царь помещает в ларец четырех гадюк и отдает его на хранение слуге. Он велит ему хорошо заботиться о них и предупреждает, что если он разозлит хоть одну из них, будет наказан смертью. Слуга в страхе решает выбросить ларец и бежать. Царь посылает пять стражников поймать слугу. Сначала они дружелюбно подходят к нему, намереваясь в сохранности привести его назад, но слуга не доверяет их дружелюбию и бежит в другую деревню. Затем, в видении, голос сообщает ему, что в этой деревне ему нет безопасного приюта, но есть шесть разбойников, которые нападут на него, так что слуга в страхе бежит, пока не достигает быстротекущей реки, преграждающей ему путь. Думая об опасностях, которые следуют за ним, он делает плот, и ему удается преодолеть бушующий поток, за которым он, наконец, находит безопасность и мир. “Четыре гадюки в ларце” обозначают четыре элемента: землю, воду, огонь и воздух, которые составляют плотское тело. Тело отдано под власть похоти и является врагом разума. Таким образом, он [разум] пытается убежать от тела. “Пять стражников, которые подходят в дружелюбной манере” означают пять составляющих тела и разума – форму, чувство, осязание, волю и сознание. “Безопасный приют” – шесть чувств (ко всем известным пяти буддисты добавляют ум, об этом сказано и в «Вопросах Милинды». – Е.С.), которые вовсе не являются [этим самым] безопасным приютом, а “шесть разбойников” – это шесть объектов этих чувств. Так, видя опасность в этих шести чувствах, он [разум] убегает вновь и достигает бешеного потока мирских желаний. Тогда он изготавливает плот из благого учения Будды и безопасно преодолевает [этот] бурный поток».

Несомненно, можно найти и иные аналогии – например, в притче о человеке, которого вызвал царь рассчитаться с долгами (гл. 13, см. приложение 6), а ему в этой беде, сиречь при кончине, не помогли его друзья: один – на самом деле, любостяжательность и богатство – дал два рубища, в которых хоронят человека, т. е. ничего из накопленного умерший с собой не взял; другой друг, под которым подразумеваются члены семьи, близкие, знакомые – согласился только проводить его немного, т. е. похоронить; зато третий, ранее презираемый – а это вера, надежда, любовь, сострадание и т. п. – заступился перед царем, т. е. благими делами человек избежал посмертного осуждения. Также кастовые индийские мотивы, вероятно, прослеживаются в притче о женитьбе знатного юноши на бедной девушке («Ты – сын богатых родителей и не можешь взять в жены дочь бедняка», гл. 16), и т. д. – приводить все аналогии не позволяют рамки данного труда, а мысль свою об использовании св. Иоанном Дамаскиным буддийского учения, полагаем, мы проиллюстрировали достаточно.