Индия и греческий мир

Полибий (200–120 гг. до н. э.) неоднократно в своей «Всеобщей истории» упоминает, что погонщиками боевых слонов у карфагенян служили индийцы, например: «Десять слонов вместе с индийцами были взяты в плен; остальные скинули с себя индийцев и, окруженные конницею, были все захвачены после сражения» (I, 40); см. также: III, 45–46 (переправа карфагенских слонов через Родан); XI, 1 (битва при Метавре, в которой пал брат Ганнибала Гасдрубал): «Шесть слонов из десяти пали тут же вместе с воинами, а четыре прорвались сквозь ряды сражающихся и были пойманы потом одни, без индийцев». Порой, правда, комментаторы сомневаются, не зовет ли так Полибий всех погонщиков слонов, невзирая на их национальность, но нам их доводы не кажутся убедительными; тогда вполне можно было б просто писать: «погонщики слонов». И в Писании сказано о том же, когда Селевкиды подавляли восстание иудеев и отрядили войско, при котором находились 32 слона: «и при слоне индиец его» (I Макк. 6: 37). Заодно отметим, что Э. Бикерман писал о боевых слонах армии Селевкидов, что они были индийского происхождения, – это читатель уже прекрасно знает, но ценно добавление, что «африканского слона одолевал страх при встрече с его азиатским собратом». Полибий свидетельствует об этом, рассказывая о знаменитой битве при Рафии 22 июня 217 г. до н. э., закончившейся, однако, не в пользу Антиоха III (V, 84): «Когда Птолемей с сестрой достиг левого фланга всей линии, а Антиох с царским отрядом – правого, они дали сигнал к битве и открыли ее слонами. Некоторые слоны Птолемея бросились на врагов; помещавшиеся на слонах воины доблестно сражались с башен; действуя сариссами на близком расстоянии, они наносили удары друг другу, но еще лучше дрались животные, с ожесточением кидаясь одни на других. Борьба слонов происходит приблизительно таким образом: вонзив друг в друга клыки и сцепившись, они напирают со всею силою, причем каждый желает удержать за собою занимаемое место, пока не одолеет сильнейший и не отведет в сторону хобота противника. Лишь только победителю удается захватить побежденного сбоку, он ранит его клыками подобно тому, как быки – рогами. Птолемеевы слоны большею частью страшились битвы, что бывает обыкновенно с ливийскими слонами. Дело в том, что они не выносят запаха и рева индийских слонов, пугаются, как я полагаю, роста их и силы и убегают тотчас еще издалека. Так случилось и теперь. В беспорядке звери стали теснить ряды своих же воинов, и под их напором агемат Птолемея подался назад; тогда на Поликрата и его конницу ударил Антиох, обогнув слонов и приблизившись к неприятелю». Тит Ливий пишет в «Истории Рима от основания Города» (XXXVII, 39, 13), повествуя о битве при Магнезии того же Антиоха с римлянами и их союзниками: «(У римлян) в резерве, за триариями, находились шестнадцать слонов: помимо того что они очевидным образом не устояли бы против царских слонов, коих было пятьдесят четыре, африканские слоны и вообще не могут сравниться с индийскими даже при равной численности – последние далеко превосходят их и размерами, и боевым духом». Что ж, раз это действительно так, тем более вероятно, что Дионисий был послан Птолемеем именно за индийскими боевыми слонами. Но все это уже несколько позже.

Чандрагупта основал великую династию Маурьев, крепко сидевшую на престоле вплоть до 180 г. до н. э. и завершившую практически полное завоевание Индостана, так что лишь с ее падением греки смогли взять «индийский реванш». Чандрагупта создал первоклассную армию, флот, наладил государственное управление; единственное, на что он не замахнулся, это брахманизм, хотя наверняка сознавал (как выходец из низов), что кастовый строй, за который так цеплялись жрецы, был явлением, скажем по-современному, не прогрессивным. Буддизм в этом отношении как раз отвечал потребностям растущего централизованного индийского государства, но Чандрагупта не остановил на нем свой выбор. Почему – однозначно сложно утверждать. Возможно, под влиянием своего бесценного советника и помощника Чанакьи, бывшего брахманом. Возможно, опять же, как представитель низшей варны, а то и вовсе «неприкасаемый», он опасался, что брахманы могут поднять против него всех недовольных – он не мог не помнить ожесточенное сопротивление, организованное брахманами Македонскому, о чем мы рассказывали ранее. Вместе с тем отмечается, что в его правление и буддизм, и джайнизм весьма усилили свои позиции. До победы учения Будды оставался только один шаг, который и сделал внук Чандрагупты Ашока, он же Пиядаси, Приядаршин (по-гречески – Пиодас), сын Биндусары (Амитрохата) – впрочем, не будем подгонять буддизм при Ашоке под привычное нам понятие государственной религии. Просто сам царь стал буддистом, но в государстве своем – если только верить оставшимся от него надписям на камнях! – проповедовал веротерпимость, начавшую угасать к концу его правления, – см. XII Большой наскальный эдикт: «Ведь таково желание наперсника богов: “Все вероучения да будут умудренными и приносящими благо”».