По утрам же сад обычно пустовал. Впрочем, в то утро, когда Сону и Патрик Деффи, вероятно, уже приближались к цели своего путешествия, в одном из павильонов сада, за столом, уставленным закусками и бутылками разных размеров, сидели капитан Эдуард Ллойд — помощник начальника полиции — и хозяин увеселительного сада Джозеф Джекобс.
— Итак, — говорил капитан, — нам ничего не удалось выяснить.
Джекобс, здоровенный мужчина с жесткими черными бакенбардами, глубокомысленно устремил взгляд вдаль. Затем, отхлебнув изрядный глоток бренди и запив его водой со льдом, спросил:
— Значит, вы уверены, что это француз?
— Кто же еще! — капитан тоже сделал глоток. — Он прибыл на датском бриге «Одензе» прямо из Пондишери. Наш агент в порту получил точные сведения от помощника капитана. Только фамилии они не знали. На бриге он держался в стороне, ни с кем не общался… Из порта агент шел все время следом до самого дома этого русского музыканта.
— И что же?
— Он наблюдал за домом до поздней ночи. Никто оттуда не выходил. Сегодня с утра тоже никого…
— Не следовало снимать наблюдение в ночные часы, — заметил Джекобс.
— Да, пожалуй!.. Агенты у нас порядочные болваны. Все же выяснить эту историю необходимо, да и вообще внимательно последить за русским.
Джекобс помолчал, барабаня в раздумье пальцами по столу:
— Не знаю, как взяться, капитан… Слышать я о нем слышал не раз, а видеть не приходилось.
— А что, если бы вы просто зашли к нему?.. Ну, скажем, пригласить его выступить в концерте?.. Что-нибудь в этом роде.
— Можно попробовать, — согласился Джекобс.
— Только не откладывайте!
— Есть, капитан! Завтра же явлюсь.
— И посмотрите хорошенько, где там прячется этот чортов француз.
— Могли бы этого не напоминать, капитан! — с достоинством сказал хозяин.
Ллойд потрепал его по плечу:
— Вы парень умелый, потому и даю это поручение вам. А теперь нужно выяснить еще и другие наши дела…
…На этом, пожалуй, мы можем покинуть этих джентльменов, занятых деловой беседой.
Тем временем мистер Суон, он же Герасим Лебедев, нисколько не подозревал о том, что его скромная особа привлекла внимание двух совершенно незнакомых людей, а стало быть, не предвидя связанных с этим опасных последствий, пребывал в отличном расположении духа. Единственное, что его тревожило, — это участь Деффи: удалось ли ему пробраться через заставы, не попался ли он в руки властей? «Если все благополучно, — рассуждал он, — то Сону должен возвратиться не позднее завтрашнего утра. Ждать осталось недолго, завтра все будет известно». А хорошее настроение явилось, должно быть, оттого, что научные занятия подвигались успешно. Труд, которым он был занят больше двух лет, окончен. Это была сравнительная грамматика трех языков, о которой Герасим Степанович рассказывал Патрику Деффи. Завтра он должен присутствовать на заседании Азиатского научного общества. Пришлось все-таки высокомерному сэру Уилльяму Джонсу пригласить его: слух об успехах мистера Суона в области индийского языкознания распространился по городу. Что же, он не смутится, не оробеет! Он готов изложить свои соображения и открыто сказать все, что думает об ошибках, допущенных в изданных прежде европейскими авторами учебниках грамматики. Сейчас он отправится к своему другу, чтобы подробно обсудить предстоящее выступление.
Лебедев надел широкополую соломенную шляпу, взял неизменную бамбуковую трость и вышел на улицу. Какая-то фигура, стоявшая у калитки, поспешно метнулась в сторону. Это был не индиец, а белый в штатском, довольно поношенном платье. Лица его Герасим Степанович не разглядел: неизвестный быстро пошел в противоположную сторону.
«Слоняются всякие проходимцы!» — подумал Лебедев. Вернувшись, он кликнул второго слугу и приказал не отлучаться из дому до его возвращения и никого не впускать. Уже отдав распоряжение, Лебедев вдруг сообразил, что, собственно говоря, опасаться нечего. Денег в доме нет, обстановка и вещи так недороги, что воровать их не имеет смысла, а единственное ценное — бунгало с садом — украсть невозможно.
Через двадцать минут наемная коляска доставила Герасима Степановича к дому Голукнат Даса, находившемуся довольно далеко, в западной части города. Эти кварталы напоминали «черный город» Мадраса: такие же узкие, извилистые улочки, пыльные и зловонные базары, слепые хижины — с той только разницей, что в Мадрасе они большей частью выстроены из камня, а здесь — из бамбука. Однако в почтительном отдалении от сбившихся в кучу жалких лачуг были видны обширные здания, окруженные высокими стенами или сплошной изгородью и напоминавшие русские монастыри. Это были дома бенгальских бабу, как называли купцов, землевладельцев, индийских крупных чиновников и вообще состоятельных и высокопоставленных людей из местного населения.