— Мистер Лебедев, — важно начал сэр Джон проникновенным тоном, каким всегда высказывал самые общеизвестные мысли, — опыт ваш оказался удачным и заслуживает похвалы. При случае сообщу о нем вашему покровителю, графу Воронцову.
При выходе из ложи Лебедев наткнулся на градоначальника Александра Кида, который, в свою очередь, счел своим долгом повторить то, что только что услышал из уст своего высшего начальства.
Герасим Степанович не мог отказать себе в удовольствии напомнить этому джентльмену о том, что еще недавно тот отзывался о новом театре, как о фантазии Дон Кихота.
— Да что вы! — пожал плечами Кид. — Не припоминаю…
— А как насчет помещения, полковник? — усмехнулся Лебедев. — Разве вы не отказали мне?
— Для вашей же пользы, — невозмутимо ответил градоначальник. — Зато вы выстроили новое, и совсем недурное.
Железную логику калькуттского градоправителя решительно невозможно было опровергнуть.
Голукнат Дас ждал своего друга во дворе театра, где стояли наготове два паланкина: для него и для Радхи.
— Поздравляю! — сказал он взволнованно.
— А я поздравляю вас, — ответил Лебедев. — Половина лавров по справедливости принадлежит вам… Завтра утром побеседуем подробно.
Голукнат уселся в паланкин. Из театра вышла Радха, сопровождаемая служанками. Увидев Лебедева, она остановилась и молча посмотрела ему в глаза. Он низко поклонился. Радха ответила.
Оба паланкина заколыхались над головами носильщиков.
Лебедев постоял еще несколько минут, глядя им вслед. Обернувшись, он встретился взглядом с Кавери, которая стояла в отдалении, наблюдая за ним.
— Здравствуй, девочка! — Герасим Степанович направился к ней. — Понравилось тебе представление?
— О да! — воскликнула Кавери. — Я не знаю языка бенгали, но все мне было понятно. Это лучше всего, что я видела прежде.
— Ты прекрасная артистка, Кавери, — сказал Лебедев серьезно. — Мне хочется, чтобы ты работала вместе с нами — со мной и твоим братом. Ты могла бы выступать в пантомимах между действиями. Потом выучишься говорить на бенгали, будешь играть роли…
— Джекобс не отпустит меня.
— Ты не рабыня. Никто не имеет права насильно держать тебя.
Когда они распрощались, Кавери с грустью сказала своей дайе:
— Сону говорил, что сахиб равнодушен ко всем женщинам. Это неверно: он любит эту красавицу, и она его любит…
Первое декабря
На следующее утро Герасим Степанович отправился к Голукнат Дасу. Нужно было обсудить деловые вопросы. Волей-неволей приходилось заниматься этими мало приятными для обоих, но необходимыми вещами.
Лебедев предполагал давать по два представления в неделю. Тем временем он разучит с актерами другую, новую пьесу.
— Не могли бы вы уговорить ваших братьев, — попросил Герасим Степанович, — чтобы они отсрочили уплату по моим долговым обязательствам месяца на два?
— Как? — удивился Голукнат. — Я полагал, что вчерашнее представление принесло значительную выручку.
— Увы, это не так! — вздохнул Герасим Степанович. — Билеты на лучшие места пришлось разослать бесплатно почетным гостям. Да и вообще цены у меня низкие — хочу сделать театр доступным для людей малоимущих… Однако достаточно пяти-шести представлений, чтобы я мог не только разделаться с долгами, но обойтись без посторонней помощи.
Голукнат задумался.
— Значит, вы не можете внести даже часть долга? — спросил он.
— К сожалению! — признался Лебедев. — Дело в том, что мне пришлось выручить близкого друга из серьезной беды. Это обошлось в тысячу рупий. Иначе я поступить не мог.
— Попытаюсь поговорить с братьями, — пообещал Голукнат, — но за успех не ручаюсь…
Выйдя из дома Голукната, Герасим Степанович отправился в гавань. Ему нужно было повидать капитана Фостера.
Моряк принял его с обычным радушием. Они сидели вдвоем в капитанской каюте, закусывая ростбифом и запивая его добрым шотландским элем, запасы которого в корабельном буфете никогда не иссякали.
Фостер опять похвалил представление:
— Я ни черта не понимаю в индийской тарабарщине, но мне приходилось видеть такого рода комедии в Лондоне. Так вот, скажу по совести: у вас не хуже!
Лебедев был польщен этой простодушной похвалой. Он питал симпатию к грубоватому, но доброму моряку. Поболтали о том о сем. Капитан сообщил последние лондонские новости. Война продолжается, конца ей не видно. Торговля падает, многие крупные фирмы пришли к разорению. Налоги растут, народ нищает. В Англии царит сильное недовольство. Волнения в военном флоте. Если так будет продолжаться, пожалуй, вспыхнет революция.
Лебедев счел, что наступил удобный момент — можно заговорить о деле, которое его, главным образом, привело сюда. Собственно говоря, у него были две просьбы: первая несложная, а вот другая…
— Дорогой капитан, — начал он, — я принес письмо.
— Опять к русскому послу?
— Совершенно верно!
— Ну что ж, давайте, теперь такое поручение не представляет опасности. В парламенте и газетах беспрестанно поют хвалебные гимны вашей императрице.
Герасим Степанович протянул Фостеру запечатанный конверт: