Индивид и космос в философии Возрождения

Де Бовель старается всячески акцентировать эту зависимость мира от человека, на которой настаивали уже гуманисты XV в., особенно Джаноццо Манетти и Марсилио Фичино, старавшиеся, впрочем, представить человека прежде всего в роли творца и преобразователя окружающей реальности[517]. Заслуживает внимания в данной связи то, что де Бовель, вопреки давней, идущей из античности и очень популярной в эпоху Возрождения традиции, предпочитал говорить не о человеке как малом мире (микрокосме), но о мире как большом человеке: «Итак, Природа произвела и породила двух Человек: одного – большого, мы называем его миром, второго – малого, по отношению к которому преимущественно и употребляется имя Человек»[518]. Ни о какой чуждости, тем более враждебности человека миру речи идти не может[519], ибо связаны они друг с другом неразрывно, как тело и душа. «В действительности, – пишет де Бовель, – Человек есть Душа мира; мир же и все, что можно видеть под небом, является словно бы телом Человека. Человек и мир образуют то, что мы называем Вселенной, которая весьма соразмерна Человеку как целому»[520]. Выполняя важную функцию души мира, мудрец без своего в нем присутствия обрекает его на небытие. Ибо как душа дает жизнь телу, «так же и для завершения и существования Вселенной чрезвычайно необходим и обязателен Человек, и особенно мудрый Человек, который является истинной Душой мира»[521]. Человек и мир нуждаются друг в друге, поскольку невозможны друг без друга и взаимно дополняют друг друга. И тот и другой есть одновременно – рассуждает де Бовель в духе Николая Кузанского – максимум и минимум; мир есть максимум в отношении субстанции, в отношении знания – минимум, так как, «будучи всем, не знает, однако, и не ведает ничего; в свою очередь, Человек, будучи ничтожно малым и почти ничем, знает, однако же, и ведает все. И оказывается, что сколь велик тот субстанцией, столь же велик этот знанием. Тот есть местопребывание всех субстанций, этот – всех разумных оснований (rationum omnium)». Один содержится и воспринят другим, «ибо субстанция Человека пребывает в мире, знание же мира в Человеке». Отраженное и познанное человеком бытие субстанциального мира удваивается и дополняется разумным бытием в человеке[522].

Через мир, наблюдая и изучая его, человек находит путь к себе и получает разумение себя[523]. Но этим смысл его познавательной деятельности не исчерпывается, ибо благодаря ей не только он, но и мир – поскольку человек является душой мира – достигает самопознания и, тем самым, обретает себя. «И если Человек – в той мере, в какой он Мудрец, – …владеет самим собой и познает себя самого, то следует признать, что и Вселенная способна овладеть собой, саму себя познавать и исследовать»[524]. Человек, ум которого обладает способностью объять бесконечное число вещей, наличных в мире, то есть мудрец, выступает в роли своего рода «естественного зеркала Вселенной» (naturale speculum Universi), мир же – противостоящего ему объекта (obiectum), заключающего в себе все субстанции. Отраженные в человеке, «их умопостигаемые отблески, огоньки, идеи и истинные понятия» имеют в нем свое местопребывание[525].