Особому предназначению человека соответствует место, занимаемое им вне и напротив всего, в центре, средоточии и на перекрестке мира, позволяющее ему воспринимать струящиеся на него отовсюду формы всевозможных вещей[526]
. Он имеет возможность благодаря этому во всех сущностях взять то, что свойственно им, из каждой позаимствовать атом, характерный для нее, а «из атомов многоразличных форм извлечь и произвести собственную форму, которая именуется… завершенным и просвещенным Человеком»[527]. Таким образом, мудрец получается как некая вытяжка из всех сущностей, как своего рода квинтэссенция мира[528]. Невольно напрашивается аналогия с учением о человеке Теофраста Парацельса[529]; впрочем, де Бовель подчеркивал не столько соединение в человеке различных элементов чувственно воспринимаемого мира, сколько сосредоточение в нем всех разумных, то есть формообразующих, оснований (rationes) этого мира. Заключая их в себе, человек тем самым содержит в себе всю разумную субстанцию мира и в качестве его души располагает над ним огромной властью – не только созерцает и познает его, но также выступает его судьей, повелителем и попечителем[530]. А это означает у де Бовеля, что человек воспринимает мир как поле своей деятельности, претендует на то, чтобы совершенствовать или же творить его заново, считая себя вправе «своими потенциями, тенями, формами, образами и смыслами заполнять пустоты, оставленные в природе»[531]. Подобная тенденция представлять человека, особым образом сформированного и образованного, то есть мудреца, безусловным хозяином, даже демиургом чувственно воспринимаемого мира, сближает антропологию де Бовеля с идеями некоторых его современников, искавших в оккультных науках, которым отдал большую дань и французский гуманист, путь к освоению тайн природы, дабы добиться полного господства над ней. Этим, однако, смысл пребывания человека на земле, по де Бовелю, исчерпан быть не может. Уникальное положение посредника между разными реальностями возлагает на него особую, вселенских масштабов миссию, осознать которую доступно мудрецу, подразумевающую ответственность уже не только за себя, но и за весь мир, отданный ему во владение; ведь не иначе как вместе с человеком этот мир может обрести бессмертие и вернуться к своему началу[532], Богу, а, значит, спасение человека есть спасение мира.Примечания8
1
2
Poesies françaises de Charles de Bovelles, 1523–1529. Ed. Em. Chatelain. Rennes, 1889.3
Укажем наиболее важные из вышедших работ о Шарле де Бовеле:4
5
6
См. английский перевод этой работы:7
Во французском переводе, который в изд. П. Маньяра сопровождает латинский текст, этот синонимический ряд из трех слов сокращается до одного-двух, что не наносит ущерб содержанию мысли де Бовеля, но совершенно не передает символическую речевую форму, в которую она заключена.8
В этой связи уместно вспомнить о символике знаменитых трехстрочных строф (терцин) Данте.9
«Cum enim naturalium rerum quattuor sint gradus: subsistentium, viventium, sensibilium et rationalium, cunctos tamen gradus humana species in semet involvit seque distinguit atque dispescit in ordines quattuor» (10
«Finge rursum naturalem Hominis sedem esse in igne…» (Ibid. II. P. 64).11
12
«Qui vero homines inferis in gradibus collocantur: hi sunt natura quidem et substantia Homines, Virtutis autem privatione non Homines. Utpote quos ab humane dignitatis apice carnales illecebre deorsum precipites agunt…» (13
14
«Homo nihil est omnium et a Natura extra omnia factus et creatus est…» (