В 1978-м, в канун вьетнамско-китайского конфликта, у меня стали складываться товарищеские отношения с заведующим корпункта «Синьхуа» в Ханое. Мы даже успели отобедать на корпункте «Известий». Коллега тоже когда-то, до 1960 года, учился в Москве, в МГИМО, и мы вспоминали общих преподавателей – знаменитого Исаенко, заведующего кафедрой китайского и вьетнамского языка, и других. Никаких политических споров… Через несколько дней мне стало известно, что китайский коллега срочно покинул Ханой. Причина осталась неизвестной. Возможно, готовилась пограничная война, возможно и другое. Я не особенно предавался догадкам.
Случай для спецслужб рутинный, не принципиальный, но и он отнимал силы, занимал мозг, время, требовал определенного внимания. В конце апреля 1979 года в Ханое появился известный западногерманский журналист, корреспондент «Шпигеля» Норберт Кюхинке (да, тот самый, что снимался в советском фильме «Осенний марафон» и здорово посмешил зрителей). В Ханое он основательно поразвлек контрразведку. Двое в штатском привели Норберта ко мне в гостиницу, сказали, что он просил встречи со мной от имени каких-то важных московских чиновников.
«Да, да, – говорил Кюхинке. – Я от Фалина и Загладина из ЦК КПСС. Ты их, конечно, знаешь. Я должен что-то яркое написать о Вьетнаме. Помоги! А пока налей! Я бросил пить. Но жара такая, что если не выпью, то не приду в себя… Помру и точка!»
…В итоге Норберт запил и все повторил почти по сценарию «Осеннего марафона», только я заменил ему актера Евгения Леонова. И финиш был невеселый. 9 мая он улетел в Москву, побывав в ханойской психушке вместо вытрезвителя. Бедный Норберт. Он не выполнил задания ЦК КПСС, а оправдываться пришлось другим.
Вьетнамская контрразведка безусловно тоже не оставляла этот «казус» без пристального внимания.
Нужные встречи были организованы Норберту в Ханое. Он был принят на высоком уровне, но не помнил с кем, где и зачем встречался. Вьетнамцы только руками развели. «Активная мера» не получилась. Подвел запой немца, расчет на серию статей в «Шпигеле» не прошел. Вышла вторая серия «Осеннего марафона» не в кино, а в жизни. Только, пожалуй, кроме меня и вьетнамских агентов, никто ее не видел.
Была и другая деликатная особенность в деятельности спецслужб: следить за видными представителями интеллигенции, не допускать утечки информации, предупреждать диссидентские выступления и главное – оберегать их добрую репутацию.
Как-то один мой знакомый, сотрудник якобы комитета по культурным связям с заграницей, думаю, из самых позитивных побуждений меня… обескуражил. Он сказал следующее: «Послушайте, вас знают и ценят во Вьетнаме. Вы дружите с самыми знаменитыми писателями, художниками, актерами, часто встречаетесь с ними, вместе проводите многие праздники. Умоляю вас, не задавайте им никаких политических вопросов. Это сможет и им и вам очень навредить».
– А кто вам сказал, что мы вообще говорим о политике, хотя кем это возбраняется? – переспросил я, заняв выжидательную позицию. Я был в трудном положении. Как поступить?
Я почувствовал, что где-то, наверное, бродили или даже сгущались тучи. Кто-то, видимо, желал вбить клин между мной и моими верными друзьями – писателями, художниками, драматургами, теми, кого называли «Золотые колокола Вьетнама». Если тучи надо мной, то полбеды. У меня был выход – отъезд домой, в Москву. А если над ними? Как им помочь?
Я рассказал об этом инциденте одному из моих друзей, и тот ответил:
– Это уже не в первый раз. «Копали» под нас всегда, теперь, наверное, роют и под тебя. Каждому «овощу» – свое…
Сначала нас пытались дискредитировать спецслужбы французских колонизаторов, затем американских империалистов, в 1975–1979 годах – китайские гегемонисты. Да только ли они? Существуют и другие «умельцы».
Возможно, человек, с которым ты общался, действовал из наилучших, но перестраховочных соображений. Не исключается и провокация. Лучше не обрати внимания. Пусть все будет, как прежде. А мы разберемся. Время все раскроет, расставит по местам.
Признаюсь, это был психологически очень трудный момент в моей индокитайской жизни. С помощью друзей – вьетнамских писателей, поэтов, художников – я его пережил, сумел по-новому посмотреть на многие проблемы, о которых просто прежде не думал. Хотя и не мог не догадываться.
– Что такое интеллигенция? – спрашивал Нгуен Туан и сам отвечал: – Это – стержень, сила и совесть нации. Ее могут подрывать как чужие, так и свои. История знала и то, и другое. И если Вьетнам всегда достигал побед в борьбе за свободу и независимость в течение многих веков, то в этом есть и заслуга великих мыслителей Вьетнама от Нгуен Зудо наших дней.