Индотитания

ЖОРА. Как они выглядят?

ЛЕНЬКА. Треножники, рейки и аппаратура, похожая на прицелы.

ЖОРА. А-а-а, теодолиты.

ЛЕНЬКА. Наверное. Двое из них уже вытащили из земли столбы, на которых

крепился щит. Они поволокли его в лес.

ЖОРА. Вижу. Только что прошли подо мной.

КОНТУШЁВСКИЙ. Быстро идут?

ЖОРА. Быстро. А это имеет значение?

КОНТУШЁВСКИЙ. Конечно! Надоел этот дуб! И вы все надоели.

ПРОФЕССОР. Бедняга.

КОНТУШЁВСКИЙ. Да, бедняга. В отличие от вас, которые здесь — без году неделя.

ЛЕНЬКА. Судя по всему — началась работа. Подъехал автокран и стал сгружать модульные домики для проживания строителей.

НЕМО. Ура!

ХАСАН. Не кричи так! Думать мешаешь.

ПРОФЕССОР. И о чем же ты думаешь?

ХАСАН. Не твоего ума дело.

КОНТУШЁВСКИЙ. Конечно, куда уж нам, тупоствольным. Прочь, холопы! Великий и Ужасный Ассасин думу думает!

ЖОРА. Да когда же ты заткнешься, наконец! Ленька, что там происходит?

ЛЕНЬКА. Устанавливают на опушке треножники и бегают с какими-то планами.

КОНТУШЁВСКИЙ. Эх, скоро я буду в цукернях Варшавы кушать воздушные пончики, и пить сладкую хмельную вишневку!

ПРОФЕССОР. С чего ты взял? А вдруг ты в роли неграмотного таджикского гастарбайтера станешь возить в своем желудке презервативы, наполненные героином? Какая интересная жизнь! От границы — до сортира. Масса переживаний.

КОНТУШЁВСКИЙ. Этим будешь заниматься ты, поскольку хорошо знаком с таким делом.

ПРОФЕССОР. Да с чего ты взял, что снова родишься человеком?

ЖОРА. Я протестую! Разве он был человеком?

ПРОФЕССОР. Протест принят. Действительно, я ему сильно польстил.

КОНТУШЁВСКИЙ. Я посмотрю, кем станете вы.

ПРОФЕССОР. Это можно будет сделать только в одном случае. Если нас спилят, а тебя — нет. Когда мы вернемся сюда лет через пятьдесят, ты все и узнаешь.

ЛЕНЬКА. Ха-ха!

ЖОРА. Ха-ха-ха!

КОНТУШЁВСКИЙ. Пошли вы все к черту!

ЛЕНЬКА. Интересно, насколько больно умирать в дереве?

ПРОФЕССОР. Умирать, впрочем, как и рождаться — всегда больно.

ЖОРА. Да. Даже вбитый гвоздь — штука крайне неприятная.

КОНТУШЁВСКИЙ. Нет, нет! Не надо! Ой-е-ей!

ЖОРА. Что случилось? Может, дятел Немо перепутал тебя с самкой?

НЕМО. Рабочие поставили щит, не дойдя до пана Контушовского двадцать шагов.

ПРОФЕССОР. Что я говорил?

НЕМО. Пан Контушёвский, успокойся. Они просто остановились отдохнуть. Щит-то тяжелый.

КОНТУШЁВСКИЙ. Да, снова пошли. Матерь Божья, спасибо тебе за это! И Господу

спасибо за то, что вспомнил обо мне.

ПРОФЕССОР. Насчет Господа не переживай. Таких мерзавцев, как ты, он помнит вечно. Так что — рано радуешься.

КОНТУШЁВСКИЙ. А почему не радоваться? Они вкопали щит на сто шагов дальше

наших дубов.

НЕМО. Хорошо-то как!

ПРОФЕССОР. Леня, что там у тебя?

ЛЕНЬКА. Вылезли рабочие и устанавливают модули. По внешнему виду –

турки.

ХАСАН. Мусульмане?

ЛЕНЬКА. У них на лбу не написано.

ПРОФЕССОР. Написано. Ты просто читать не умеешь.

ЛЕНЬКА. Возможно. А какая разница, кто будет нас пилить?

ХАСАН. Большая. Устал я среди вас, неверных.

КОНТУШЁВСКИЙ. Праведник нашелся. Людей за деньги убивал.

ХАСАН. Как бы тебя заткнуть?

КОНТУШЁВСКИЙ. Что вы меня все затыкаете? Свободу мысли не заткнешь!

ЖОРА. Ты еще американский гимн спой.

КОНТУШЁВСКИЙ. Зачем американский? Я могу спеть много польских песен. Хотите?

ХАСАН.

ПРОФЕССОР.

ЖОРА. Нет!!!

ЛЕНЬКА.

НЕМО.

КОНТУШЁВСКИЙ. Как хотите.

НЕМО. Отключился. Обиделся, наверное.

ПРОФЕССОР. Туда ему и дорога.

ЖОРА. Песенник гундосый…

Продолжительная мыслетишина

* * *

На следующий день

ЖОРА. Ленька, отзовись.

ЛЕНЬКА. Слышу тебя.

ЖОРА. Кто это там так орет?

ЛЕНЬКА. Муэдзин.

ЖОРА. Кто, кто?

ЛЕНЬКА. Муэдзин. Видимо, для духовного досуга его турки с собой привезли.

На рассвете им положено совершать намаз. Вот он и орет. Они уже собрались на опушке. Сейчас встанут на колени, уткнутся головами в задницы впередистоящих и будут молиться.

ЖОРА. Что-то слишком громко.

ЛЕНЬКА. А у него в руках мегафон.

ПРОФЕССОР. Время на месте не стоит. Технический прогресс, как бы его ни

проклинали религиозные деятели, все равно приходит на помощь верующим.

ЖОРА. И сколько раз в день он будет орать?

ХАСАН. Это — суннитский муэдзин. Поэтому — пять раз.

ЛЕНЬКА. А у исмаилитов?

ХАСАН. Дважды.

ЖОРА. Вот попали! Не могли пригнать на стройку рабочих-исмаилитов.

Теперь тишины нам не видать.

КОНТУШЁВСКИЙ. Есть выход. Вон, Хасан — специалист в этом вопросе.

ЛЕНЬКА. В каком вопросе?

КОНТУШЁВСКИЙ. Во взаимоотношениях с муэдзинами. Опыт богатый.

ХАСАН. Всевышний свидетель! Клянусь, что если мы станем людьми, то я

потрачу всю жизнь на поиски Контушёвского! И когда найду — а пророки мне в этом помогут — я предам его самой медленной и мучительной казни!

КОНТУШЁВСКИЙ. Давай, давай! Только не забудь, что я — специалист в этом плане

похлеще тебя. Так что — милости просим. Обеспечу торжественную встречу.

ХАСАН. Я прикую тебя цепями к железной решетке и буду крутить ее над

малым огнем. И когда ты начнешь превращаться в розовую христианскую свинью, я стану поливать тебя твоим же жиром! Чтобы корочка не подгорела.