Indrik_2011_Yugoslaviya

Хотя восстания, о которых идет речь, носили, как правило, сугубо локальный характер, все вместе, вспыхивая одно за другим или одно подле другого, они стали превращаться в сильнейший пожар Сопротивления, разгоравшийся внутри только что созданного НГХ. Этот пожар представлял собой серьезную угрозу существованию усташского режима как одного из важнейших звеньев оккупационной системы, установленной захватившими и разделившими Югославию державами «оси». Возникшие многочисленные местные зоны большей или меньшей повстанческой активности постепенно образовывали общую цепь такого рода территорий и заняли уже в середине лета 1941 г. весьма обширные пространства главным образом в южной, юго-восточной и западной частях НГХ.

В югославской и постюгославской историографии с ее различным изображением этих восстаний давались, соответственно, и неодинаковые оценки их политического характера на начальном этапе, того, какие силы играли основную организующую роль. Но вместе с тем и в коммунистическую, и в посткоммунистическую эпоху немалая часть авторов, в том числе из тех, на чьи работы мы сослались выше, склонна придерживаться мнения, что упомянутые восстания, тем более на первых порах, не были особенно подготовлены и серьезно организованы. А начинались скорее как стихийные или полу-стихийные выступления. Их внутренняя организация и структура в большей мере складывались уже в ходе самой борьбы. Постепенно отдельные участники стали выделяться в качестве неких более авторитетных фигур с функциями своего рода командиров. Но нередко их прерогативы оказывались довольно ограничены, и повстанческая масса подчинялась им до известной степени условно.

В той же историографии имеет значительное хождение, хотя не является единственной, оценка, согласно которой при возникновении восстаний и в первые месяцы их развития не было в них и особого политико-организующего начала, заметного влияния тех или иных политических сил, идеологических течений. Распространен, особенно в постюгос-лавской сербской исторической литературе, взгляд, что для повстанцев господствовавшими, определявшими все помыслы и действия были цель собственной сербско-этнической самозащиты и сопутствовавшее ей негодование по поводу варварского усташского террора, преступного поведения властей НГХ, развязавших этот террор, и бесчеловечности его исполнителей из числа хорватов и мусульман. И все исследователи сходятся на том, что чрезвычайно важным фактором, стимулировавшим решимость и боевой дух масс, вступивших на путь Сопротивления, явились известия, что Советский Союз, подвергшись 22 июня 1941 г. гитлеровской агрессии, стал участником войны против нацистской Германии и ее европейских сообщников по «оси». Повстанцам и тому сербскому сельскому населению Боснии и Герцеговины и Хорватии, к которому они принадлежали, советская мощь представлялась столь огромной, что от нее ожидали быстрого сокрушения «оси» и помощи в избавлении от кровавой усташской напасти. Но, как неоднократно отмечалось в историографии, подобное настроение по большей части не было выражением левых устремлений, политической ориентации на советский режим. За исключением некоторого числа коммунистических активистов, ставших участниками этих восстаний, СССР воспринимался основной повстанческой массой скорее не как большевистское государство, а как традиционная «матушка Россия», на которую в час тяжелых испытаний смотрели как на покровительницу и защитницу православных сербов.

Главным образом лишь позднее, во второй половине, а преимущественно к концу 1941 г. и особенно с начала 1942 г., сербское повстанческое движение в упомянутых выше областях НГХ, то ослаблявшееся обрушенными на него карательными ударами, то разгоравшееся вновь, постепенно становится объектом воздействия и ареной взаимного столкновения разных организованных антиоккупационных военно-политических сил.

К тому времени такие силы оформились и уже активно проявили себя в других частях территории оккупированной и разделенной Югославии, где со второй половины лета -осенью 1941 г. стала также развертываться антиоккупационная борьба: отчасти в Словении, более интенсивно в Черногории и особенно в Сербии. Она в ряде случаев приняла более значительный размах и интенсивный характер, чем сербские восстания в НГХ. И, в отличие от них, с самого начала содержала в себе, наряду с теми или иными проявлениями стихийности, существенные элементы организованности. Это было следствием целенаправленных усилий двух возникших военно-политических движений, каждое из которых выступило с претензией на то, чтобы играть роль центра антиоккупационных устремлений. Одним из них являлось движение под руководством полковника Драго-люба (Дражи) Михайловича. Оно получило в обиходе название четнического или равногорского. Другое движение было сформировано под руководством КПЮ и стало именовать себя народно-освободительным.