Индустриализация (СИ)

— Побываете вы теперь в нашей шкуре, увидите, каково перестраиваться».

Как вы наверняка догадались, акции Авербаха и его компании падают стремительным домкратом, и в письме Горькому бывший предводитель разогнанной ассоциации жалуется:

«Оргкомитет, (имеется в виду Оргкомитет по созданию Союза писателей - ВН) наглядно и, видимо, «всерьёз и надолго» берёт курс на превращение в бюрократический департамент по литературным делам. Основными фигурами становятся Панфёров, Безыменский и Ставский, призывающие на помощь теоретических варягов из т[ак] н[азываемого] философского руководства в дополнение к Кирпотину и Волину».

Более того – когда в мае в Постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) был объявлен пофамильный состав Оргкомитета – фамилии Авербаха в нем не оказалось.

Фадеев есть – под четвертым номером. Парфенов есть, Ставский есть, Киршона ввели! Серафимович, опять же, есть, даже осторожного Павленко из вышепроцитированных воспоминаний Мандельштам привлекли…

А Авербаха нет!

Человека, который в мыслях уже назначил себя если не главой советских писателей, то правой рукой Горького и серым кардиналом – даже не ввели в Оргкомитет!

Разумеется, бывшие рапповцы начали действовать. Позже, в своем покаянном выступлении на заседании парткома Союза советских писателей Киршон вспоминал об этих событиях так:

«Меня в это время нет в Москве. Я приезжаю. Оказывается, что Авербаха не ввели. Центральный комитет ввести Авербаха не захотел в оргкомитет. И мы начинаем, наша группочка, наша группировка начинает хлопоты, начинается деятельность, направленная к тому, чтобы Авербаха в литературу ввести. Это фактически, по существу, фракционная деятельность, групповая деятельность, деятельность, направленная к тому, чтобы вопреки воле ЦК партии посадить Авербаха во главу литературы».

Разумеется, «группочка» подключила Горького. И старик не подвел. «Порешал», как сейчас говорят.

В июле 1932 г. состоялось организационное собрание Оргкомитета ССП, в документах которого есть напечатанный на машинке итоговый список под заголовком «Состав Всесоюзного Оргкомитета Всероссийского Союза писателей».

Фамилия «Авербах Л.Л.» вписана красными чернилами в конце напечатанного списка.

Надо сказать, что Фадеев во всех этих хлопотах не участвовал никак.

Почему?

Еще в марте 1932 года, за месяц до выхода постановления о роспуске, вернувшийся от Горького Авербах писал своему недавнему гостеприимному хозяину:

«Через два дня после моего приезда дали отпуск Саше Фадееву. Он уехал с Погребинским в Башкирию. Надеется скоро закончить вторую часть «Последнего из Удеге».

В том же самом марте Фадеев в письме тому же Алексею Максимовичу хвастается:

«Я живу сейчас на даче под Уфой — много пишу (самому пока что нравится то, что пишу, а это дает хорошее настроение), катаюсь верхом и на лыжах, пью кумыс. Кругом дремучие снега и целыми днями солнце. Пестует меня Мотя Погребинский, — Вы его знаете, — человек, которого я очень люблю. Несмотря на его внешнее «чудачество» (он любит прикидываться простаком, но это в нем бескорыстно, вроде игры), он человек незаурядный, талантливый и очень добр — в самом конкретном и не пошлом смысле, т. е. не бескостно добр. Работа его с «ворами» и беспризорными — лучшее подтверждение этого».

Впрочем, Мотя Погребинский, он же Матвей Самуилович, он же «Мотя-милиция», как называл его Горький, он же Кубанка, как звали его воспитанники – всенепременно заслуживает отдельного разговора.

Чекист, которого звали Мотя

Матвей Самуилович Погребинский был чекистом, человеком Ягоды и очень незаурядным человеком.

Впрочем, обычно его звали просто Мотя, причем все, от мала до велика. Как выше справедливо замечал Фадеев, Погребинский любил прикидываться деятельным простачком, и кое-кто на это даже покупался.

Зря они это делали – несмотря на три класса образования и неснимаемую кубанку из рыжего каракуля, Мотя Погребинский был очень непрост.

Он даже успеха добился не с помощью каких-нибудь там подвигов, а исключительно вдумчивым отношением к делу.

Подвигов никаких за ним не числилось.

Детство в местечке в Полтавской губернии, 3 класса начального 4-классного городского училища в Лубнах, работа конторщиком в мануфактурном магазине Соломона Явица. Потом война, призыв, служба – правда, не на фронте, а в далеком тылу, рядовым 33-го Сибирского запасного полка в Петропавловске – не который Камчатский, а который Казахский.

Каким-то образом в степном Петропавловске он умудрился получить ранение, несколько месяцев лечился в госпитале, где и познакомился со своей будущей женой Анастасией.