Индустриализация

Так много всего происходило одновременно, что никто из окружающих, казалось, не осознавал, что творится. Мои знакомые были слишком заняты и утомлены и не задумывались о происходящем. Хлопоты о том, чтобы достать достаточно еды и одежды для себя и своей семьи, становились все труднее с каждым днем и отнимали большую часть энергии и времени. Промышленность, кроме того, подстегивали все быстрее, таким темпом, что ни у рабочих, ни у служащих не оставалось сил».

И действительно - первые годы первой пятилетки отметились дикой инфляцией. Напомню, что индустриализацию мы делали «на свои», причем денег у нас не было. Плюс – основной расчет был на экспорт хлеба, а из-за Великой Депрессии стоимость продовольственных товаров на мировом рынке рухнула к бениной матери. А соскочить уже нельзя, процесс запущен, мы уже едем, панове. Поэтому деньги выскребали отовсюду, откуда только могли.

Один из самых весомых источников финансирования индустриализации - эмиссия бумажных денег. Грубо говоря, советское правительство перестало держать золотой червонец – свою недавнюю гордость и включило печатный станок. Рост денежной массы, не обеспеченной товарами, продолжался в огромных масштабах до конца первой пятилетки. Эмиссия выросла с 0,8 млрд рублей в 1929 году до 3 млрд рублей в 1933-м. Это привело к инфляции в стране, взлету цен, и, как следствие, к резкому ухудшению экономического положения населения.

Эти годы давно стали легендарными, а любая легенда приукрашивает действительность – в ту или иную сторону. Поэтому одни говорят, что индустриализация – это когда тоталитарный режим строит промышленные гиганты на костях сначала сосланных, затем вербованных кулаков. Другие злятся и кричат, что все было не так, был всенародный подъем, песня «Мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева земли» и героическое выполнение мудрых планов партии по строительству промышленных гигантов.

Истина, как водится, где-то посредине. Подъем был, но не всенародный – а лишь у тех, кто искренне поверил в Великую Мечту. Это не специфика Советского Союза, это общечеловеческое. Настоящих буйных мало во все времена и при всех режимах – тут Высоцкий прав.

Но именно они учиняют любую глобальную движуху, будь то христианство в Римской империи или исламский фундаментализм в постиндустриальном мире. Эти вот буйные десять процентов населения и ведут за собой всех остальных – «нормальных».

Всегда.

А «нормальные», в общем-то, ничего и не хотят, кроме как спокойно жить и мирно работать, никому не мешая. Но нет – «Время выбрало нас!» - говорят им. Задача, решить которую подписались «буйные», как правило слишком глобальна, чтобы у кого-нибудь получилось отсидеться. Вот и приходится «нормальным» становиться полноправными соавторами подвигов, масштаб которых будет поражать людей еще не одно столетие.

И Литтлпейдж в общем-то, о этом же:

«Я провел это время среди рядовых индустриальной армии, потел и напрягался вместе с окружающими рабочими, чтобы удовлетворить возросшие требования к выработке. Мне никогда не казалось, что рабочие станут бунтовать.

Оглядываясь на те времена, полагаю, что люди были слишком заняты, чтобы думать о бунте. Их слишком третировали, чтобы могло организоваться какое-нибудь оппозиционное движение. Правдоподобно звучит, что лишь малая доля населения тогда поддерживала власти. В России было (и до сих пор осталось) много крестьян, большей части которых не нравилось то, что происходит.

Не уверен, что какая-нибудь группа людей пыталась сделать так много сразу в любой другой период истории, разве что в случае войны. То, что происходило, напоминало войну, да и на самом деле ею было. Коммунисты показали, что считают именно так, используя военные термины в газетах и журналах, радиопередачах и публичных выступлениях на шахтах, фабриках, деревнях, докладывая об одной «победе» за другой, на одном «фронте» за другим. Каждый, кто стоял на пути любой коммунистической кампании, получал ярлык «врага», и на этих людей обрушивалась всей своей мощью пропагандистская машина.

Однако сомневаюсь, что московские власти действительно желали проводить эту кампанию настолько жестоко, как получилось. Позднее я встречал немало людей, которых сурово наказали за некоторые принятые ими меры.

Неудивительно, что русские были слишком ошеломлены, чтобы думать о каких-нибудь мятежах. Такого перемалывания людей я никогда не видел раньше и надеюсь больше никогда не увидеть. С одной стороны, миллионы крестьян вырвали из родных мест, где они собирались прожить всю жизнь, и заставили на новом месте заниматься новой работой. С другой стороны, миллионы необученных или частично обученных мужчин и женщин кидали, будто вилами, в промышленность, которая возникала из ничего, под надзором других мужчин и женщин, которые почти столь же мало понимали в том, что происходит.