В начале двадцатых годов был уже подготовлен вчерне проект Урало-Кузбасса, предусматривающий строительство железных дорог, электростанций и двух металлургических гигантов – в Кузнецке и на горе Магнитной. Ну, чтобы порожняком в одну сторону не ходить, а возить все и туда и сюда.
И вроде бы все хорошо, все правильно, но…
Денег нет. Вернее, что-то есть, но реально под обрез. А вдруг действительно нерентабельно окажется? Дикие деньжищи вложим, а отдачи выкатит – с гулькин нос. И все! И плакала наша индустриализация. Горючими слезами со сливу размером
Вторая проблема – Россия никогда не строила настолько огромных металлургических комплексов. Почти никто, кроме ушлых янки, не строил.
Третья – строительство придется вести в диких необжитых местах, где не то что инфраструктуры - тупо людей нет! И действительно, эта проблема аукнулась очень серьезно. Вот как об этом писал наш летописец Василий Емельянов:
«В Госплане происходили интересные совещания о создании промышленных комплексов, создавались связи между угольными месторождениями Кузнецкого бассейна и железорудными месторождениями горы Магнитной. Проблема освоения Востока нашей страны была новой и захватывала своим грандиозным размахом, дерзостью.
Я участвовал на совещаниях в Госплане, когда там развертывались ошеломляющие проекты строительства мощных гидроэлектростанций, больших металлургических заводов, химических предприятий и прокладки новых железнодорожных путей.
В то время мы еще не ощущали во всей полноте тех трудностей, с которыми столкнемся, когда начнем освоение Сибири. Мы не представляли, с какими новыми проблемами, большими и малыми, придется встретиться.
Мы работали над проектами новых заводов, изучали современные технологические процессы, но часто забывали о том, как нам трудно будет доставать самые простые вещи – рукавицы или войлочные шляпы, синие стекла для сталеваров или чернила для приборов с самописцами.
Мы не думали о том, где мы достанем посуду для столовых и оконное стекло для строящихся домов. Каждодневно возникали вопросы, которых не было при строительстве заводов в Европе – в обжитых местах, где было все необходимое для производства и быта людей».
В общем, вопрос «маятника» был дискуссионный, поэтому споры шли постоянно. Особенно они усилились после того, как летом 1926 года группа ученых-экономистов (Диманштейн, Чернышев, Постримов, Фомин и др.), работавших в специальной комиссии по металлу при Госплане УССР, провела детальную экспертизу проекта Урало-Кузбасса.
И вслед за американцами пришла к однозначным выводам:
«План переброски кузнецкого угля на Урал на расстоянии примерно в 2000 километров по железной дороге представлялся бы с точки зрения мирового опыта совершенным уникумом, рентабельность такой переброски нужно считать совершенно исключенной».
Возглавлявший эту группу харьковский профессор Яков Диманштейн выразился еще определенней:
После этого споры усилились едва не до мордобоя, достигнув своего апогея на февральском Пленуме ЦК ВКП(б) 1927 года и на XV съезде партии, состоявшемся в том же году. Сторонникам проекта пришлось даже прибегнуть к не очень этичному ходу. Дескать, да что вы слушаете этих Диманштейна с компанией? Это же Харькив, они украинцы, они свои региональные интересы отстаивают! Вы что, первый раз с украинцами сталкиваетесь? Они же все всегда «до сэбэ» тянут. Не верьте им, транспортные издержки будут компенсированы высоким качеством магнитогорской руды и ее доступностью, поскольку залегает магнитогорское железо едва ли не на поверхности.
В итоге большевики решили рискнуть и реализовать все-таки проект Урало-Кузбасса, причем ставки сделали максимальные.
Кузнецкий металлургический комбинат
Кроме этих двух гигантов, в урало-сибирском экономическом районе планировалось строительство еще нескольких крупных металлургических комбинатов.