Индустриальные новеллы

Вечером в новом кинотеатре «Магнит» шел слет ударников, Георгий сидел в первом ряду и неотрывно смотрел на невысокого, крепкого человека. Живые черные глаза наркома выражали мужество и доброту. Энергичным взмахом руки рассекая воздух, Серго говорил:

— Нашему советскому рабочему есть чем гордиться. Вот и вы, магнитогорцы, построили завод и работаете на самых современных печах.

— Это был счастливый день в моей жизни, — вспоминал Герасимов. — Я почувствовал, что могу сделать во много раз больше. Осваивать новое дело тяжело, если одолеваешь тяжесть ради своего заработка. А у нас было большое общее дело. Серго дал нам понять, что мы на виду у нашей страны, что от нас тоже зависит, как будет шагать страна.

В Магнитке Орджоникидзе провел несколько дней. Не все его радовало, многое и огорчало. После тяжелой зимы никак не могла войти в ритм вторая печь. Для двухцилиндровой пушки Брозиуса не хватало пара. Из-за отсутствия чугуновозных ковшей срывался график выпуска. В печи поднимался уровень жидкого чугуна, и иногда горячий металл выливался через фурмы. Площадка была загромождена глыбами чугуна и шлака. На глазах Серго горновые выпустили чугун в непросушенный желоб, и произошел взрыв. Нарком сверкнул глазами: «При такой работе рискуем и завод потерять».

После отъезда Орджоникидзе Герасимова вызвал начальник цеха. Глядя на горнового красными от бессонницы глазами, он сказал:

— На втором номере нет у горна хозяина. Иди на второй номер и покажи, как надо работать.

Вместе со своей бригадой Герасимов ушел на вторую доменную печь. Не сразу, с трудом, но они вывели печь из неровной качки. Вот тогда-то нарком премировал лучших доменщиков легковыми машинами. Одна из них предназначалась Георгию Герасимову.

Георгий Иванович повернул к Казакевичу оживленное лицо:

— Агитация, вот что такое была та машина. Одна из первых в Советском Союзе. Надо было показать и то, как она сработана руками наших рабочих. Я уговорил мастера Потапкина совершить автопробег по маршруту Магнитогорск — Москва — Магнитогорск. Мы взяли двухнедельный отпуск и отправились в путь. Дороги-то тогда какие были? Ухабы да рытвины. Но мы доехали до Москвы без единого прокола в шинах.

Герасимов замолчал. Дальше ему предстояло рассказать может быть самое трудное о себе и о том, как он еще раз встречался с Серго Орджоникидзе.

— Хотя я и был ударником труда, человеком женатым, имел наркомовский подарок, а все еще жила во мне юношеская бесшабашность. Прибыл в Москву на своем автомобиле, решил обойти лучшие рестораны столицы. Мол, знай наших! Через два дня в кармане не было ни копейки. Где-то заложил пиджак. Без пиджака еще можно… А как доберешься домой без денег и бензина?

И Герасимов решил пойти к наркому. Он слышал, что двери московской квартиры наркома широко открыты для рабочих, что Серго знал многих рабочих в лицо, помнил их имена.

«Напомню ему Магнитку», — думал Герасимов. Но напоминать не пришлось. Серго узнал магнитогорского доменщика, усадил, стал расспрашивать о цехе, о второй печи. Узнав, что Герасимов на машине совершил такой дальний автопробег, удивился. А когда угощал гостя обедом, деликатно коснулся того, ради чего пришел к нему Герасимов.

Не выдержал Герасимов добрых наркомовских глаз, начистоту признался во всем. Серго улыбнулся… Он позвонил на какой-то московский склад и попросил одеть товарища.

— У нас там не богато, — сказал Герасимову, — но, думаю, кое-что подберут.

Когда Герасимов собрался уходить, нарком протянул ему деньги и, видя смущение доменщика, постарался как-то загладить эту неловкость, проговорил:

— Бери, дорогой, не стесняйся. Приедешь домой, разбогатеешь, отдашь…

Герасимов замолчал. Он бросил смущенный взгляд на притихшего Казакевича и с затаенной грустью сказал:

— Это мой единственный не возвращенный долг.

Казакевич снял очки и провел рукой по глазам. На столе лежали исписанные страницы и рядом сочинения Ленина с заложенными закладками. Герасимову стало еще более странно и удивительно, что у него когда-то была такая простая, житейская встреча с человеком, который в революцию работал вместе с Лениным.

…Спустя три года в день своего рождения Георгий Иванович Герасимов получил бандероль из Москвы. Это была небольшая книга. На титульном листе стояло: Эм. Казакевич. «Синяя тетрадь». «Повесть о Ленине!» — мелькнула мысль, и вспомнились Герасимову зимние вечера и то, как писатель читал первому ему, Герасимову, написанные главы, и теперь, может быть, первому ему дарит книгу.

И чувствуя себя как-то причастным к ней, словно была в ней и его какая-то доля, Георгий Иванович с волнением раскрыл книгу и в левом верхнем углу прочитал:

«Дорогому другу Георгию Ивановичу Герасимову и его милой семье. Люблю вас всех и помню. 14 апреля 1962 года. Эм. Казакевич».

Мистер Шулаев