Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Характер государства зависит от материальной и духовной культуры общества и трансформируется вместе с трансфор­мацией культуры. Пока в обществе нет идеи права и пока не признано, что эта идея распространяется на каждое человече­ское существо, государство не может быть иным, кроме рабовладельческо - феодального. Пока общество не выработало идей о том, как организовать интеграцию на основе, отличной от производства и потребления, и пока не созданы для этого необ­ходимые материальные предпосылки, государство остается капиталистическим. Эволюция государства происходит по ме­ре того, как общество в поисках и борьбе открывает новые способы интеграции, обеспечивающие индивидууму большую степень свободы. Эта эволюция, как всякая эволюция, есть усложнение, а не упрощение и тем более не отмирание. В част­ности, самые низкоуровневые методы управления — физическое насилие, а порой и убийство остаются в резерве государства. Прогресс состоит в том, что масштаб применения таких мер сокращается, но можно ли их избежать полностью — этот вопрос пока остается открытым.

Отрицание государства перешло в марксизм из анархизма. Один из первых влиятельных анархистов в истории европей­ской мысли, Вильям Годвин, утверждает, что "всякое правительство есть зло: оно равносильно нашему отречению от соб­ственного суждения и совести".²⁰ Годвин не называл себя анархистом; анархию, под которой он понимал ничем не сдер­живаемый разгул страстей, он считал переходным периодом к установлению нового порядка: "Разумеется, это ужасное испытание для народа — дать волю своим страстям, пока со­знание последствий не придаст новых сил рассудку; но это ис­пытание тем более действенно, чем более оно ужасно".²¹

В основе представлений Годвина о новом порядке лежит противопоставление государства и общества. "Общество есть благо, государство в лучшем случае — только необходимое зло", — говорит он.   Это противопоставление проходит крас­ной нитью через все анархистские и многие социалистические учения. В сущности, оно довольно бессодержательно, так как противопоставляемые понятия очень общи, очень близки и не всеми понимаются одинаково. В основном, оно служит лишь для оценочных суждений: плохо устроенное общество называют государством, хорошо устроенное государство называют об­ществом.

В либеральном и социалистическом направлениях мысли 19-го века управление людьми безоговорочно считалось злом. Идеальный общественный порядок представлялся не сложной многоуровневой системой отношений, которую надо постоян­но поддерживать с помощью специальных учреждений (что есть управление людьми), а как нечто фундаментально простое, как нечто, что будет происходить само собой, лишь бы только не было принуждения, "управления". Это представление, харак­терное для химико-механической фоновой концепции реаль­ности, роднит анархистов Годвина и Кропоткина с социалиста­ми Марксом и Лениным (последним, впрочем, лишь до при­хода к власти!) и с либералом Спенсером. Оно было свойственно всем прогрессистам 19-го века.

Кропоткин писал:

" Как только государство не может более навязывать свое­го союза, он возникает сам собою, в согласии с естественными потребностями. Уничтожьте государство, и на его развалинах возникнет вольная федерация, действительно единая, недели­мая, но свободная и в силу этой свободы все растущая в солидарности".[23]

Происходить это будет следующим образом:

"Народ примет временные меры, чтобы обеспечить себя пи­щей, платьем, жилищем. Народ завладеет сначала хлебными ам­барами, бойнями, складами съестных припасов. Гражданки и граждане добровольно сделают опись того, что находится в каждом магазине, в каждом амбаре: миллионы экземпляров точных списков всех товаров будут розданы всем с указанием мест, где они собраны, а также способов распределения. На­род возьмет полной горстью все, что имеется в избытке, и по­делит на строгие доли все, что должно быть размерено, пре­доставляя самую легкую пищу больным и слабым. Потреблен­ные съестные припасы будут возмещаться привозом из дере­вень, причем для крестьян следует производить полезные для них вещи и обмениваться ими; кроме того, городские жители начнут обрабатывать барские парки и окружающие луга".

Разделение труда

Нельзя читать это без улыбки. Марксисты тоже посмеивают­ся над Кропоткиным, над его наивностью и нереалистичностью предсказаний. Они утверждают, что только Маркс поставил учение об отмирании государства на "реалистическую" и "науч­ную" основу, связав его с уничтожением классов. Однако на деле учение об уничтожении классов не дает ничего нового по сравнению с картинами, рисуемыми прямодушными утописта­ми и анархистами. Если принимать его всерьез, то отсутствие классов возможно только в обществе, где нет разделения тру­да, о чем неоднократно писали основоположники марксизма. Но уничтожение разделения труда — это меньше, чем утопия, это нелепица. В "Немецкой идеологии" мы читаем: