Инфернальный реквием

– Хорошее оружие, – заметил мальчик, изучив болт-пистолет с тщательностью, удивительной для его возраста.

– Как ты спасся из схолы, Афанасий? – спросила сестра.

Этой темы они избегали с момента их первой встречи, но время для недомолвок прошло.

– После того как появились демоны, я постоянно шел – иногда прятался, – пока не отыскал выход. Они не чуяли меня… как остальных. – Паренек помрачнел. – Зачем теолог призвал их, сестра? Почему он так поступил?

«Причин взывать к варпу больше, чем ты способно вообразить, дитя, – заявила Милосердие. – И в мире более чем достаточно глупцов, которые воображают, что их коронуют за подобное безрассудство!»

– Потому что он был еретиком, – ответила Гиад, перебив бредни сестры. – Откуда именно пришли демоны?

– Из крутящейся машины… Планодария.

– Планетария? – подсказала Асената.

– Да, сестра, так правильно, – согласился мальчик.

Гиад кивнула, вспомнив замысловатый механизм в базилике Люкс-Новус. Считалось, что Теневой Планетарий, творение Истерзанного Пророка, способен отображать «созвездия души», как его мирские аналоги создают карты небосвода. Впрочем, никто из богословов секты даже не приблизился к пониманию принципов работы устройства. Само здание, где размещалась машина, входило в ее конструкцию наряду с громадным стеклянным шипом и серебряными ободами вокруг него, поскольку купол базилики украшали резные геометрические узоры, меняющие цвет в лучах Планетария. Непрерывное запутанное вращение колец пугало маленькую Асенату, но и пленяло ее – тянуло на орбиту сооружения. Она пробиралась к нему при каждой возможности.

– Тебе не надо идти туда, – предупредил Афанасий.

– Я не хочу, – отозвалась Гиад, глядя на труп палатины. Гибель Бхатори ничего не изменила: Асената по-прежнему чувствовала, как зло в подвале набирает силу изнутри и снаружи. – Но, думаю, должна.

– Я видел тебя там, сестра.

– Видел меня?

– Иногда. Но ты была… другой. – Афанасий покачал головой. – Может, я ошибся. – Выражение его лица вдруг стало отстраненным, как будто паренек посмотрел мимо нее… или внутрь нее. – Когда дойдешь до отравленных врат, подними взор к Его свету.

– Не понимаю.

– Я тоже, – печально произнес он. – Я просто вижу разные штуки.

Гиад подалась вперед и посмотрела мальчику в глаза, словно взяв пример с судившей ее канониссы Моргвин:

– Что ты такое, Афанасий?

– Не знаю, сестра. – Взгляд его янтарных глаз не дрогнул.

Внезапно Асената поняла, кого напоминает ей паренек: отче Избавителя, только без слабостей, которые ослепили ее покровителя задолго до того, как она отняла у него зрение. Сестра так и не узнала, что случилось с исповедником впоследствии, а с течением лет вопрос перестал волновать ее.

Отче Избавитель с самого начала был сломленным человеком, но этот мальчик… Что бы еще ни скрывалось в нем, он выделялся силой.

«Он уже слишком силен, – предостерегла Милосердие. – Срежь его, пока не вырос!»

Злоба в голосе двойняшки наконец подсказала Асенате, какое решение принять.

II

– Я слушаю, Иона Тайт. – Настоятельница Хагалац положила руки на стол, разделявший собеседников. – Сообщи мне, что ты нашел.

Они сидели наедине в читальном зале библиотеки, обшитом деревянными панелями. На столе лежали книги и бумаги, вроде бы разбросанные в беспорядке, но Иона знал, что их связывают закономерности. Хотя поначалу мешанина сведений едва не захлестнула Тайта, долгий поход приучил его разум – а возможно, и душу – к разгадыванию секретов. Уловив запах тайны, путник уже не сбивался со следа.

За последние пару дней Иона соотнес тексты из древних литературных произведений с приукрашенными архивными отчетами, нашел перекрестные отсылки в брошюрах загадочных стихов и настолько же таинственных молельных свитков, даже рассмотрел навигационные сводки сквозь призму тщательно сохраненных записок самоубийц. Тайт определил бесконечное множество возможных корреляций, однако чутье – в паре с одержимостью – указало ему важные взаимосвязи.

Изученные им материалы охватывали период почти в тысячу лет, от заселения Свечного Мира до настоящего времени. При этом, несмотря на разнообразие тем и стилей, в документах неизменно встречался общий лейтмотив, иногда открыто, порой настолько неявно, что Иона замечал его лишь на третьем или четвертом прочтении. Что бы ни водило рукой авторов – благоговение, любопытство, практичность, любовь к искусству или отчаяние, – на их труды легла одна и та же тень.

– Кольцо, – сказал Тайт. – Все вертится вокруг Кольца.

– Любая послушница-диалогус пришла бы к такому же выводу, – заявила настоятельница. – Еще что?

– Оно рукотворное. – Иона опирался на сведения, то и дело всплывавшие в текстах. – Весь архипелаг создан искусственным путем.

– Дельное, но не выдающееся заключение, – решила Хагалац. – Любой человек средних способностей поймет, что симметрия Кольца – не природный феномен.

– Однако у него есть слои, настоятельница.

– Поясни.