Инфернальный реквием

Гиад зажмурилась и тут же вновь открыла глаза, испугавшись, что теперь тьма уже не отпустит ее. Сотрясаясь от рвотных позывов, она схватилась за попавшийся под руку стол и чуть не упала, когда тот отъехал в сторону.

«Так это каталка?»

Когда зрение пришло в норму, сестра разглядела вокруг себя другие кровати на колесиках, а под ними – тоскливую красно-белую плитку Сарасты. Асената стояла в просторном зале с рядами квадратных люков в дальней стене. Некоторые дверки удерживались в открытом положении длинными металлическими ложами, подобными языкам, высунутым из раззявленных ртов. Не все из них пустовали.

«Мортифакторум», – поняла сестра, глядя на хранящиеся там трупы. В одном из них она узнала абордажника Райнфельда.

Выдыхая клубы пара, Гиад пересекла холодный зал и подошла к мертвому бойцу. Широкий разрез в его груди окружали пласты кожи и мышц, оттянутые и закрепленные стальными зажимами. Из неровной раны торчали обломки ребер, похожие на клыки. Внутренние органы исчезли – вероятно, их убрали в какие-нибудь сосуды для образцов. Похоже, палатина все-таки провела столь желанное для нее вскрытие.

– Ты его даже не зашила, – прошептала Асената.

Ее покоробило такое неуважение к солдату. Глаза Рему Бхатори тоже не закрыла, и они неподвижно взирали на Гиад. Их радужки почти побелели.

Помолившись за Райнфельда, сестра оперлась на его ложе и попробовала собраться с мыслями. Как она вообще сюда попала? Асената вспомнила, как вняла предупреждению мальчика-колдуна, бросилась к лестнице из подвала и со страхом увидела, что наверху открывается дверь…

«Карга вернулась, – подсказала тень Гиад. – Мы опоздали, сестра».

Да… Да, все правильно. Они побежали… нет, Асената побежала по коридору, пока ее не заметили, намереваясь спрятаться в морге до ухода Бхатори. Она вошла сюда, а потом… Опустилась тьма.

«Не мешкай, сестра! Нельзя задерживаться в лавке дохляков этой сучки. К тому же нам есть чем заняться».

Гиад странно дернулась, словно кто-то другой отдал команду ее мышцам. Подавив чужеродный порыв, она медленно развернулась уже по своей воле.

«Видишь, сестра?»

Рядом валялось еще одно тело, раньше скрытое от Асенаты за очередной каталкой. Женщина в форменной алой рясе лежала на спине, из ее правого глаза торчала рукоятка скальпеля.

Осторожно подойдя к трупу, Гиад узнала госпитальера из отделения, где лечили абордажников. Как там ее звали?

«Энкель. Уши у нас общие, сестра, но я слушаю внимательнее».

– Помолчи, – рассеянно буркнула Асената.

Кроме отвращения, она чувствовала, что аналитическая часть ее ума цепляется за некую деталь картины. Внезапно Гиад поняла, что таким же способом закололи смотрителя часовни на «Крови Деметра». Хотя орудия преступления отличались, сами деяния казались зловеще схожими: обеим жертвам пронзили правый глаз. Нет, больше того – сестра ощущала, что в обоих случаях убийца нечестиво веселился.

«Да, со свечой вышло более творчески, зато скальпель изысканнее», – беззаботно заметила порочная пассажирка в душе Асенаты.

И тогда распустилось новое воспоминание.

Сестра Энкель оборачивается к открывшейся двери Мортифакторума. Ее удивление сменяется гримасой ужаса при виде лица гостьи, и звучит короткий крик, оборванный метко брошенным клинком.

– Что ты наделала? – прошипела Гиад.

«То, что мы творили всякий раз, когда требовала нужда. То, сестра, что мы творили со времен Провидения».

– Нет!

«Вспомни!»

– Нет!

Но как запретить себе?

И вот Асената снова бредет по темным улочкам поселения, заваленного снегом, плотно запахнувшись в шинель с капюшоном. Ее лицо защищает от пурги шарф, но пропитанная кровью нижняя одежда понемногу замерзает. Гиад впервые испытывает на себе такой лютый мороз. Местные называют это жалкое местечко Троицей – то ли потому, что им поровну управляют лед, ветер и снег, то ли потому, что прежде здесь обитала не одна лишь убогость.

«Нет ничего злее зимы на Провидении», – так предостерегали отче Избавителя арканские союзники, когда он объявил о начале экспедиции в мятежные северные края его мира.

«Его» мира?