Вивиан только распахнула рот, похоже, чтобы завопить на него, и завопила бы, если бы Томас как раз в этот момент не махнул прямо у нее перед носом перьями.
— Улетел, — сообщил он ей, глупо улыбаясь.
А Гермес договорил:
— Потому что выберет профессию посыльного. Она и правда хороша и подходит ему.
Зевс расцвел в улыбке. Гермес закончил:
— Но заключит контракт на определенный срок — скажем, не более десяти лет.
Зевс надулся на пару секунд, но потом вдруг снова улыбнулся и небрежно сказал:
— Вот и отлично.
Вивиан только нервно пожала плечами.
Гермес же пристально посмотрел на вдруг подобревшего Зевса и сказал:
— Значит, ты согласен?
— Да, — ответил Зевс.
— А я нет, — сказала Вивиан. — Пусть контракт на два года.
— Он бессмертный! — бросил Зевс. — Что для него десять лет!
— Пять лет, — сказал Швайгер.
— Ричард, — рыкнула на него Вивиан.
— А что? — сказал Швайгер.
— Хорошее предложение, — сказал Зевс. — Пять лет.
— Если все пришли в согласию, — сказал Гермес и посмотрел на Зевса — тот покивал довольно. Гермес продолжал: — …то скрепим соответствующий документ. У мойр.
Зевс вскочил:
— Ты ищешь неприятностей, Гермес Олимпус?
Все уставились на Зевса, ничего не понимая. И я в их числе. Он же перед этим кивнул, что согласен!
А Гермес спросил невинным тоном:
— О чем ты, папа?
Зевс с досадой оглядел сидящих за столом и снова уставился на Гермеса:
— Тебе мало, что мы пришли к устному соглашению?
— Я этому рад, — сказал Гермес.
— Не веришь моим словам? — проговорил Зевс.
— Ну что ты, папа, — безмятежно ответил Гермес. — Я не доверяю Вивиан.
Вивиан снова открыла было рот, но Томасовы перья оказались слишком к ее лицу близко, и она вместо слов чихнула. Потом я увидела, как она стукнула Томаса локтем в живот. Он сморщился и отошел.
Но Гермес уже говорил:
— Хотя, конечно, у нас есть свидетель… — он указал на Томаса.
— Шмелегоняльщик не может быть свидетелем, — отмахнулся Зевс. — Он слишком занят, чтобы улавливать, о чем мы тут.
(Ну, Томас‑то как раз уловил каждое слово, я не сомневаюсь. Такого внимательного шмелегоняльщика, я думаю, сам Зевс на видывал).
Но Гермес кивнул смиренно и продолжил:
— …и все записывается, — он посмотрел на меня.
Я округлила глаза и проглотила язык. Но когда обернулся Зевс, я уже взяла себя в руки и писала в блокноте (на весу это было не слишком удобно): „Зефс сказал…“ (Или ЗеВс?).
— Вы все записали? — недовольно спросил Зевс.
— Да, — с вызовом сказала я.
Похоже на школу. Сейчас он подойдет и заглянет в блокнот. И увидит, что кроме нескольких несущественных фраз, там ничего нет.
— От начала до конца? — с подозрением спросил он.
— Ага, — кивнула я.
А Томас закрыл глаза.
— Ну, пролистайте‑ка назад, — сказал Зевс. — Что там, к примеру, было?
Я громко прошелестела листами (а изрисовать я успела достаточно) и прочла:
— Загогулина ты заморская… Засунь свой остров…
— Достаточно! — резко выкрикнул Зевс и почти отшвырнул от себя стакан с нектаром. — К мойрам! Ну!
„Ну“ относилось ко всем в комнате. Потому что он так стремительно и неожиданно двинулся к двери, что все еще сидели. Ну кроме меня с Томасом. Мы стояли.
— Хорошо, — сказала Вивиан. — Идем.
— Гермес, — задержался Зевс у выхода, — иди к Фемиде и составь документ. Встретимся на месте.
— Хорошо, — сказал Гермес.
Несколько довольных шмелей слетелись на пролитый Зевсом нектар, пристроились с краю лужи и дули себе сладость, не обращая внимания на людей, отодвигающих стулья.
Гера, Вивиан и Швайгер вышли. Гермес задержался, обернулся к нам с Томасом:
— Вы идете? Нам нужны будут два свидетеля от Корпорации.
— Да, — сказал Томас.
Гермес тоже вышел.
— Зачем им это? — спросила я.
Потому что насколько я поняла, мойры — вещь, которой и Зевс боится.
— Гермес хочет подстраховаться по всем фронтам, — сказал Томас. — Чтобы ни суд небесный, ни суд земной…
Мы шагали по тем же залам, по которым пришли сюда.
— А кто это — мойры? — спросила я.
— Богини судьбы, — сказал Томас и шепнул: — Отдай‑ка блокнот лучше мне.
— Вот еще! — буркнула я.
Понимаете, среди всех прочих закорючек там красовались несколько сердечек с буквой „Т“ в центре. Я, разумеется, нарисовала их чисто случайно, вовсе ни о чем таком не думая, но он‑то — с его самонадеянностью — точно решит, что я имела в виду нечто определенное. По его адресу.
— Обещаю даже не открывать его, — сказал он, и очень серьезно! Без капли этой своей обычной насмешечки.
— Тогда зачем он тебе? — колюче спросила я.
— Тебя они могут вынудить отдать его, а меня — нет, — сказал он твердо.
Я шагала дальше, не отвечая. Томас сказал:
— Я верну тебе его, как только мойры удостоверят документ.
И я сдалась. Он же такой честный, прям как Грыыхоруу. Блокнот исчез в кармане его пиджака.
Так как мы отстали от всех, то нам пришлось их догонять почти бегом.
— На каком этаже мойры? — запыхавшись, спросила я у Томаса.
Мы подходили к лестнице. Остальные уже скрылись за теми шикарными резными дверьми.
— Они не здесь, — сказал Томас.
— Да?
— Они единственные, кто отказался перебираться в этот офис, — сказал Томас и открыл передо мной дверь. — И остались там, где были много веков.
— Где?