Инферно

Лэнгдон взглянул на неё, вымученно улыбнувшись. - Всё представляю себе, как я проснусь дома и окажется, что всё это дурной сон.

Сиенна скромно склонила голову. - И ты бы не скучал по мне, если бы проснулся и понял, что я была нереальной?

Лэнгдон вынужден был усмехнуться. - Да, действительно, я бы немного скучал по тебе.

Она погладила его колено. - Прекратите мечтать, профессор, и приступайте к работе.

Лэнгдон неохотно повернул глаза к морщинистому лицу Данте Алигьери, который безучастно смотрел со стола перед ним. Мягко, Лэнгдон поднял гипсовую маску и перевернул ее в руках, пристально вглядываясь в вогнутую внутреннюю сторону на первую строчку написанного по спирали текста:

“Вы, одержимые игрой ума…”

Лэнгдон сомневался, что в данный момент он был таким.

Тем не менее, он принялся за работу.

За триста километров впереди несущегося поезда, на якоре в Адриатическом море по-прежнему стояла яхта Мендасиум. Находившийся на одной из нижних палуб помощник Ноултон услышал тихий стук костяшек о стену своей застеклённой каюты и нажав кнопку под рабочим столом, превратил непрозрачное стекло в прозрачное. По ту сторону материализовалась невысокая смуглая фигура.

Хозяин.

Он выглядел мрачным.

Без единого слова он вошел, запер дверь каюты и щелкнул переключателем, который снова превратил стеклянную комнату в непрозрачную. От него пахло алкоголем.

- Видео, которое оставил нам Зобрист, - сказал хозяин.

- Вы уверены, сэр?

- Я хочу видеть его. Сейчас.

ГЛАВА 63

Роберт Лэнгдон наконец закончил расшифровывать и переносить спиральный текст с посмертной маски на бумагу, и они могли проанализировать его более тщательно. Сиенна и доктор Феррис столпились поблизости, стараясь помочь, а Лэнгдон приложил все усилия, чтобы не обращать внимание на продолжающееся почесывание Ферриса и его затрудненное дыхание.

Он в порядке, - сказал себе Лэнгдон, сосредотачивая свое внимание на стихе перед ним.

- Вы, одержимые игрой ума,

Постигнете сокрытое ученье

За пеленою странного стиха.

- Как я упоминал ранее, - начал Лэнгдон, - первая строфа поэмы Зобриста дословно взята из Дантового Ада - как предостережение читателю о том, что слова имеют более глубокий смысл.

Аллегорический труд Данте был столь насыщен скрытыми суждениями о религии, политике и философии, что Лэнгдон часто предлагал своим студентам изучать этого итальянского поэта так же серьёзно, как Библию - читая между строк и стремясь понять глубинный смысл.

- Исследователи средневековых аллегорий, - продолжал Лэнгдон, - обычно подразделяют предмет своего анализа на две категории: “текст” и “образ”, причём текст - это буквальное содержание труда, а образ - символическое послание.

- Хорошо, - с жаром сказал Феррис. - То, что поэма начинается с этих строк…

- Предполагает, - продолжила Сиенна, - что поверхностное прочтение может выявить только часть истории. Истинное значение может быть скрыто.

- Да, что-то вроде этого. - Лэнгдон снова посмотрел на текст и продолжил читать вслух.

- Ищи в Венеции предательского дожа,

Что обезглавливал мечом коней

Да кости вырывал слепым во смертном ложе.

- Что ж, - сказал Лэнгдон, - не уверен насчет лошадей без головы и костей слепца, но похоже, мы должны отыскать конкретного дожа.

- Могилу дожа… я полагаю? - спросила Сиенна.

- Или же статую или портрет? - ответил Лэнгдон. - Дожей уже как столетиями не существует.

Венецианские дожи были наподобие герцогов в других итальянских городах-державах, и более чем сотня их правили Венецией на протяжении тысячи лет, начиная с 697 года нашей эры. Их родословная прервалась в конце восемнадцатого века с завоеванием Наполеона, но их слава и власть до сих пор оставались предметом восхищения историков

- Как вам может быть известно, - сказал Лэнгдон, - две наиболее популярные туристические достопримечательности Венеции - Дворец дожей и Собор святого Марка - были построены дожами и для дожей. Многие из них похоронены прямо там.

- А знаешь ли ты, - спросила Сиенна, глядя на стих, - был ли дож, который считался особенно опасным?

Лэнгдон присмотрелся к проблемной строке. Искать в Венеции предательского дожа. - Не знаю ни одного, но в поэме ведь не слово “опасный”, а “предательский”. Есть разница, по крайней мере, в мире Данте. Предательство - один из семи смертных грехов - худший из них, по существу, за него наказывают в последнем, девятом круге ада.

По определению Данте, предательство направлено на того, кого любят. Известнейший в истории пример этого греха - предательство Иудой любимого им Иисуса, это деяние Данте считал столь гнусным, что отправил Иуду в самое глубинное ядро ада - место, названное Иудеккой, по имени его самого нечестивого обитателя.

- Хорошо, - сказал Феррис, - итак, мы ищем дожа, совершившего акт предательства.

Сиенна кивнула в знак согласия. - Это позволит нам ограничить перечень возможного. - Она остановилась, вглядываясь в текст. - Но вот следующая строка… о доже, отрубавшем коням головы? - она подняла глаза на Лэнгдона. - Был такой дож, что рубил головы лошадям?