Инферно

- С одним из доверенных лиц Зобриста. - Человек тяжело вздохнул. - Которому я доверял. По наивности, конечно. От которого, я думаю, теперь может исходить серьёзная опасность.

Когда частный самолёт взял курс на венецианский аэропорт Марко Поло, унося Сински вместе с шестью солдатами, мысли её вернулись к Роберту Лэнгдону. Он потерял память? Странная новость, хотя и объясняющая некоторые вещи, заставила Сински ещё больше сожалеть о том, что она вовлекла видного учёного в эту критическую ситуацию.

Я не оставила ему выбора.

Когда почти два дня назад Сински наняла Лэнгдона, она даже не позволила ему вернуться домой за паспортом. Вместо этого она устроила ему проход без проверки в аэропорт Флоренции, как особому представителю Всемирной организации здравоохранения.

Когда C-130 поднялся в воздух и взял направление на восток через Атлантику, Сински поглядела на Лэнгдона, сидящего рядом, и заметила, что он нехорошо выглядит. Он пристально уставился на боковую стену корпуса без окон.

- Профессор, вы в курсе, что в этом самолёте нет иллюминаторов? До недавнего времени он был военно-транспортным.

Лэнгдон обернулся с побелевшим лицом. - Да, я заметил это, как только зашёл на борт. Не особенно хорошо чувствую себя в замкнутом пространстве.

- То есть, это вы как будто выглядываете в воображаемый иллюминатор?

Он застенчиво улыбнулся. - Да, что-то вроде того.

- Взгляните-ка лучше на это. - Она достала фотографию своего долговязого и зеленоглазого преследователя и положила перед ним. - Это Бертран Зобрист.

Сински уже успела рассказать Лэнгдону о своём противостоянии с Зобристом в Совете по международным отношениям, об одержимости этого человека “уравнением апокалипсиса от перенаселения”, о его широко разошедшихся заявлениях о всемирном благе от Чёрной чумы и о самом зловещем - что он полностью выпал из поля зрения за последний год.

- Как можно при такой известности столь долго укрываться в тени? - спросил Лэнгдон.

- У него была большая поддержка. И профессиональная. Возможно даже, от зарубежного правительства.

- Какое же правительство станет сотрудничать в распространении чумы?

- Одно из тех, что пытаются раздобыть ядерные боеголовки на чёрном рынке. Не забывайте, что смертоносная чума - сильнейшее биохимическое оружие, и оно стоит целого состояния. Зобрист легко сумел бы обмануть партнёров, уверив их в том, что производить его намерен в ограниченных масштабах. Зобрист был бы единственным, кто имел бы хоть какое-то представление, на что способно его творение.

Лэнгдон погрузился в молчание.

- В любом случае, - продолжала Сински, - если не ради власти или денег, помогавшие Зобристу делали это разделяя его идеологию. У Зобриста отбою нет от учеников, готовых ради него на всё. Он был настоящей знаменитостью. И вообще, он ведь не так давно и в вашем университете делал доклад.

- В Гарварде?

Сински вынула ручку и написала на краешке фотографии Зобриста — букву H в сопровождении знака плюс. - Вы хорошо разбираетесь в символах, - сказала она. - Вы узнаете это?

H+

- H-плюс, - прошептал Лэнгдон, неопределенно кивая. - Конечно, несколько лет назад объявлениями был обклеен весь университетский городок. Я предполагал, что это какая-то конференция по химии.

Сински усмехнулась. - Нет, это были плакаты саммита 2010 года “Человечество-плюс” — одна из крупнейших встреч сторонников трансгуманизма за все время. H-плюс - символ движения трансгуманистов.

Лэнгдон поднял голову, как будто пытаясь осознать термин.

Трансгуманизм, - сказала Сински, - это такое направление мысли, с позволения сказать, философия, и оно быстро укореняется в научном сообществе. По существу, оно утверждает, что люди при помощи технологии должны выйти за пределы слабостей, свойственных человеческому телу. Иными словами, следующий шаг в эволюции человека должен состоять в том, чтобы мы стали биологически проектировать самих себя.

- Звучит устрашающе, - сказал Лэнгдон.

- Как и в случае любых перемен, вопрос касается только меры. Фактически, мы уже много лет вмешиваемся в собственный организм, разрабатывая вакцины, повышающие сопротивляемость детей определённым болезням - полиомиелиту, оспе, тифу. Разница в том, что теперь, с открытиями Зобриста в области генной инженерии, мы учимся прививать наследуемый иммунитет, которые человек получит на уровне наследуемых генов, что сделало бы последующие поколения невосприимчивыми к данной болезни.

Лэнгдон выглядел испуганным.

- То есть человеческие существа подвергнутся существенной эволюции, которая сделает их устойчивыми, к примеру, к тифу?

- Это скорее управляемая эволюция, - поправила его Сински. - Обычно, эволюционный процесс - идет ли речь о двоякодышащей рыбе, отращивающей ноги, или об обезьяне, отращивающей большие пальцы, разводимые в разные стороны - занимает тысячелетия. Теперь мы можем внести радикальные генетические изменения за одно поколение. Сторонники технологии считают ее максимальным проявлением дарвиновского “выживания наиболее приспособленного” - люди становятся видом, который учится совершенствовать собственный эволюционный процесс.