Инферно – вперёд!

Возбуждённые горожане, однако, чувствовали, что это не так. То тут, то там собирались они в кружки, чтобы обсудить, для затравки, новости с фронта. Более благополучные обыватели предавались этому занятию в респектабельных кофейнях, низшие же классы тяготели к пивным пабам и дешёвым питейным заведениям. Там всегда имелся недорогой джин, изготовленный со всеми мыслимыми нарушениями технологии в угоду единственной цели – обеспечить дешевизну алкогольной продукции и доступность её даже для бедняков. Разогретые винными парами мужчины, к которым присоединялись и сторонницы идеи эмансипированного общества, зачастую зарабатывавшие себе на жизнь не самым благочестивым образом, нередко высыпали из прокуренных тесных залов на улицы и площади, чтобы слиться там в толпы.

Их интересовала уже не война, а что станется после её завершения. Конец казался близким, равно как и демократические перемены. Всё же революционные агитаторы далеко не всегда могли дорваться до импровизированных трибун, ведь патриотические настроения, страх перед УТСН и покорность ПЦЭ всё ещё были очень сильны.

Спецслужбы Айлестера призвали на помощь мракобесов всех сортов, дабы те сбили начавший поговаривать о свободе народ с толку. Стихийно возникавшие толпы становились лёгкой добычей разнообразнейших лжепророков, шарлатанов и попросту ловких жуликов, которых подобные сборища, изобилующие наивными простофилями, испокон веков привлекают, как мёд – мух.

Наиболее известный из них, Олан Бейнак, носил звание подполковника и титул официального провидца министерства обороны. Бейнак редко появлялся на публике, предпочитая общаться с народом посредством тщательно подготовленных сеансов радиовещания. Доверие к периодически оглашаемым им пророчествам оставалось, тем не менее, на высоком уровне, порождая обилие разнообразнейших астрологов и магов, владевших, по их словам, древними, забытыми ныне секретами колдовства, передававшимися в их роду из поколения в поколение. Власти, вынужденные мириться с подобным положением вещей, предпринимали всё возможное с тем, чтобы направить течение этого неуправляемого потока суеверий и сектантских, плодящихся, подобно грибам после дождя, верований в выгодном для себя направлении.

Ситус Ллаенох, уже более месяца находившийся на воле, являлся одним из наиболее перспективных «предприятий» подобного рода. Он отъелся и гладко брил щёки каждый день; арестантская роба, права на ношение которой его нередко лишали, сменилась целым одёжным шкафом – каждый раз, выходя в свет, Ллаенох, следуя указаниям и далее контролировавших все его действия контрразведчиков, подбирал костюм, сообразно обстоятельствам. Иногда, если требовалось, он посещал рекомендованный салон, где умелый парикмахер, не задавая лишних вопросов, ловко укладывал его тёмно-русые волосы в модную в тех или иных кругах причёску.

Стиль общения Ллаеноха с народом не отличался сложностью: он не утруждал себя выбором слов и построением фраз – раз уж приходилось говорить, он говорил тоном приказа.

Он приказывал, он требовал, он взывал. И это срабатывало.

Так случилось, что отныне все зависимые от контрразведки лица – лифтёры, коридорные, лакеи, отставные офицеры, школьные и университетские преподаватели, кабатчики, мясники, цветочники и даже некоторые крупные фабриканты – все они, если возникала такая необходимость, подчинялись, ему, Ситусу Ллаеноху. Угроза революции сплотила их.

Кроме того, они использовали магию. Руна Эйваз, новый тайный символ айлестерской тайной полиции, производила доподлинно чудотворное воздействие на мечущиеся умы горожан. Угроза террора, уже прочно ассоциировавшегося с Эйваз, отпугивала болтливых и недовольных.

Ситус владел комбинациями из всех рун футарка, и он стал воистину новоявленным гением в стране невежд. Рунное мышление, привитое ему на подсознательном уровне, обладало жёсткой схематичностью, понимание которой оказывалось недоступным обычным людям, воспитанным в лоне рационализма. Что могли знать эти слепцы о таинственном, влияющем на подкорку, свете и звуке, исходящем от каждой руны? И сила, заключённая в этих доисторических символах, с каждым днём только росла.

Порой Ллаенох ловил себя на том, что воспринимает эмоции и даже отдельные мысли своих собеседников, пусть лица их, как всегда, фальшивые и бесстрастные, ничего не выражают; более того, иногда ему удавалось даже управлять действиями находящихся поблизости людей.