Несмотря на то, что он внимательно смотрел под ноги, предательское освещение ДПФ то и дело дезориентировало Норса, принуждая оступаться на перепаханной разрывами почве.
Трупы айлестерских солдат, изуродованных клыкунами и воздействием артиллерийского огня, попадались всё чаще. Наконец, вдалеке показались контуры траншеи, безуспешные попытки отбить которую, видимо, и привели к столь значительным потерям. В этих окопах уже закрепился противник, и командование, оставив, наконец, бесплодные контратаки, сейчас попросту разрушало свои бывшие позиции планомерным артиллерийским огнём.
Приближаться к окопам, то и дело скрывающимся в султанах земли, поднимаемой в небо артиллерийскими разрывами, им строжайше воспрещалось. Норс, однако, сомневался в том, что в их подразделении могли найтись смельчаки, способные отважиться на подобное. Даже полный идиот догадался бы: там, впереди, затаилась смерть.
Вскоре по цепи пробежала принёсшая невыразимое облегчение команда: «Стоять!». Разумеется, никто не собирался маячить на виду у врага, выпрямившись во весь рост, и «пудра» немедленно залегла.
Норс, занявший одну из воронок, высунулся наружу; не зная, что делать дальше, он стал оглядываться по сторонам. Зрелище, открывшееся ему, казалось более чем странным: солдаты ОПУДР, собираясь в группы по два-три человека, копошились вокруг каких-то холмиков, вероятно, трупов, которых здесь валялось особенно много.
Бывший редактор осмотрелся в поисках ближайшего мертвеца, и, ещё не зная, что с ним делать, приблизился к телу ползком. Это был уже основательно разложившийся покойник. Он разбух и источал такое зловоние, что Норса чуть не вывернуло. Нашарив в кармане в носовой платок, он обмотал его вокруг нижней половины лица; вонь ослабела. Однако что делать дальше, он себе не представлял.
Попытка оттащить тело к позициям, занимаемым солдатами 1-й танковой, закончилась фиаско: после того, как Норс, потратив немало сил, кое-как протащил тело на расстояние дюжины шагов, у того отвалились ноги. Это случилось, когда покойник – капрал Ауэрман, если верить документам – зацепился за огромный, с зазубренными краями, осколок артиллерийского снаряда.
После усилившегося на несколько секунд, наполненных отчаянными усилиями Норса продвинуться дальше, сопротивления, Ауэрман неожиданно стал легче, в то время как зловоние возросло до угрожающего уровня. Всё это сопровождалось настолько определённым чавкающим звуком, что, даже не глядя за спину, Норс догадался: он только что добился того, чего не смогли ни клыкуны, ни гаубицы – разорвал Ауэрмана пополам.
Обернувшись назад, Норс застонал – именно так всё и обстояло: ботинки покойного капрала виднелись подозрительно далеко от головы, возлежавшей сейчас на его плече. Вонь, от которой слезились глаза, вынудила Норса вспомнить о противогазе. Хотя это изобретение, более пригодное для пыток вроде учений по химической защите, намного усложнит продвижение, теперь его ноша станет полегче – в конце концов, ноги можно оставить, едва ли покойник на это пожалуется. Отсутствие каких-либо претензий, диктуемых угрызениями совести, со стороны командовавшего «боевой операцией по эвакуации с поля боя вооружения и тел убитых» Хокни являлось гарантированным.
Приняв такое решение, Норс уже собирался нахлобучить противогаз, когда к нему подбежал Ферсат.
– Что ты делаешь, глупец? – яростно прошептал он. – Куда ты его волочёшь?
Единственного напряжённого взгляда хватило, чтобы убедиться в правоте памфлетиста: никто, кроме Норса, и не думал тащить мертвецов к своим окопам. Тем не менее, ему оставалось невдомёк, чем это все так заняты – оживлённая возня облепивших покойников солдат «пудры» отдавала каким-то скрытым, зловещим смыслом.
Понадобилось не более мгновения, чтобы догадаться: его взгляду предстали сцены мародёрства.
– Они обдирают трупы? – Норс не верил своим глазам.
– Как ты заметил? – с деланным удивлением спросил Ферсат. – Я сам слышал разговор Хокни с Глиндвиром: тот обещал нашему «тактичному» командиру Золотой Крест в обмен на три фунта золота.
Норс, до войны читавший статью об этой награде в энциклопедии, знал, что Золотой Крест делают из чистого золота, а вес его равен одной тридцать шестой фунта; произведя в уме нехитрые расчёты, можно было сделать очевидные выводы о пропорциях.
– Дорога ты, воинская честь Айлестера, – только и смог выдавить он.
– Давай побыстрее, – Ферсат тем временем уже начал обшаривать карманы убитого в поисках золотых часов. – Сойдёт всё: золотые кроны, цепочки, часы, обручальные кольца, зубные коронки…
В подонке, из уст которого вырывались эти кощунственные слова, было трудно узнать одного из талантливейших айлестерских писателей, о чём Норс не преминул тут же заявить.
– Да ты с ума сошёл! – ответил Ферсат. – Ты что, думаешь, Хокни сам всё это выдумал? Так живёт вся армия! Или, по-твоему, ты какой-то особенный? О тебе, кстати, Глиндвир уже говорил, и ты сам должен делать выводы – теперь, когда нам выдали патроны, и мы находимся вне расположения наших войск…