Инферно – вперёд!

Внезапно ему захотелось оказаться рядом с Гвенн и забыть в её объятиях обо всём. От такой мысли ему стало приятно, и, спрятав в рукаве пижамы спички и сигарету, он пошёл в туалет, чтобы тайком, куря в приоткрытую форточку, предаться сладким мечтам.

Глава

XIX

Маленькое, сочащееся сыростью, помещение пропахло тленом. Тесный подвал, весьма напоминавший склеп, коим, кстати, и являлся, располагался на глубине двенадцати ступеней под землёй. Дюжина – счастливое число, которое, как полагали некоторые, может принести успех задуманному мероприятию. Даже такие мелочи приходилось учитывать, когда речь шла о мистических и сверхъестественных вопросах.

Некромантия – вот слово, от которого все дьяконы ПЦЭ пришли бы в священную ярость!

Их, однако, не позвали. Военные разработки высочайшего уровня секретности.

Люди в униформе наполнили склеп до отказа. Некоторые из них, со скверной выправкой, вызывавшей у кадровиков лишь кривые усмешки, дополнительно носили белые халаты и респираторы; другие, столь же далёкие от армии, но также вынужденные служить богу войны, щеголяли в грубых комбинезонах, наподобие рабочих – но защитного цвета и со знаками различия.

Одним из немногих, кто принарядился, одев полную парадную униформу, включая фуражку, награды и белые нитяные перчатки, являлся генерал-майор Треворт, начальник мобилизационного отдела генерального штаба армии; он-то и взял на себя ответственность обратиться к чудаковатому учёному, руководившему данным действом.

– Господин подполковник, – начал генерал-майор, но его тут же бесцеремонно перебили. – Бранлох, Патрик Бранлох, за стаканчиком медицинского спирта – просто Патрик. Не пытайтесь опутать меня вашими церемониальными тонкостями, господин генерал, мы не на плацу.

Треворт плотно стиснул губы; в его глазах блеснул злобный огонёк. Он переглянулся со вторым генералом, также явившимся при всех регалиях. Генерал-лейтенант Кёрк только пожал плечами – Бранлох, из которого еженедельные занятия строевой подготовкой так и не вытравили свойственного учёному вольнодумства, выбрал наиболее подходящий момент для мести. Теперь, когда армия зависит от него как никогда, он решил вдруг напомнить: субординация для него была, есть и будет оставаться пустым звуком, издаваемым, как он выражался, «напыщенными ничтожествами в павлиньих перьях».

Записи разговоров Бранлоха, в которых тот позволял себе в отношении августейших особ выражения, принуждавшие краснеть даже генералов, занимали уже целый несгораемый шкаф на Груф Мерген, 22. Второй шкаф, точно такого же размера, занимали папки с личными делами его ближайших научных сотрудниками, доносами на них, их доносами друг на друга – и, конечно, доносами всех их, вместе взятых, на Бранлоха. Последний обладал уникальным даром плодить себе смертельных врагов на каждом шагу, ни в малейшей степени не заботясь о последствиях собственных поступков.

Психолог, внимательнейшим образом изучив накопившиеся материалы, заявил, что Бранлох страдает от целого букета комплексов, реализовать и компенсировать которые пытается путём унижения окружающих. В значительной мере физик даже сам не осознаёт того, что ведёт себя точно так же, как и «бряцающие золочёными шпорами болваны в сверкающих шлемах».

Кёрку оставалось лишь втайне надеяться на провал сегодняшней затеи – тогда Бранлох, несомненно, понесёт заслуженное наказание за своё вызывающее поведение. Впрочем, другая часть его души страстно желала успеха, который обещал не просто стать выдающимся научным открытием, но и дать в руки Айлестера могучее оружие, способное изменить ход истории. При мысли о возможностях, которые в таком случае открылись бы перед ними, у Кёрка даже закружилась голова.

– Солнце зашло, – сообщил один из техников, находившихся снаружи. – Отлично! Да, просто великолепно! Сейчас мы этим займёмся.

Бранлох, урезонив собственных лаборантов, добился того, что в помещении воцарилась тишина. Потом, удовлетворённо потирая руки, он решил взять слово сам:

– Думаю, это излишняя предосторожность, но, экспериментируя, всегда нужно предпринимать все мыслимые меры. – Подобное отношение к вопросу возмутило Треворта. – Экспериментируя! Здесь покоится…

– Да, для меня – и для всех, кто имеет что-либо общее с наукой – это эксперимент! –Бранлох перебил генерал-майора в свойственной только ему манере, всегда отличавшейся единственным признаком – полнейшим отсутствием того, что принято называть манерами. – Великий эксперимент! А для вас, господин профан – извините, господин генерал – это всего лишь акт мобилизации покойника, для чего вы и прихватили с собой соответствующие документы. Скажите мне на милость, кто из нас нарушает нормы морали в большей степени – вы или я?