Infernum. Последняя заря (СИ)

— Ида? — голос стал ближе, уже не эхо на краю сознания, а родной, чуть хриплый голос отца. Она почувствовала, как бережно он гладил ее лоб. Она бы укуталась в пуховое одеяло и провалилась в сон, чтобы не возвращаться к реальности, чтобы не чувствовать больше этот холод, обжигающий руки. Но нельзя так поступать с ним. Неизвестно, сколько она пролежала в таком состоянии и что вообще произошло после того момента, как она потеряла сознание.

Поэтому, приложив усилие, Ида разлепила глаза и взглянула на лицо, испещренное морщинами. Кажется, утром их было меньше.

— Ида, дитя, как ты себя чувствуешь? Ты меня так напугала! Что случилось? Тот незнакомец, — отец сделал паузу, будто ему было неприятно или… страшно вспоминать, но оттряхнув с себя неприязнь, продолжил, — он принес тебя на руках без сознания. — Увидев, как она попыталась приподняться с постели и огляделась в поисках постороннего, он быстро продолжил: — пока я уложил тебя и вернулся, чтобы расспросить, как его след простыл. Ты помнишь его? Кто это был? Что случилось?

— Отец, я не знаю, я не… — Ида не знала, что ответить, чтобы не напугать и без того взволнованного отца. Лгать ему она не хотела, а сказать правду? Тогда придется объяснять все, а ей не хотелось вспоминать. Не хотелось снова возвращаться в тот шатер, вспоминать налитые жаждой глаза. И этот голос. Но ее остановило более житейское, она представила, как отец заведется со своим «я предупреждал» и «выходит боком». Поэтому она тихо бросила. — Я неудачно упала.

Отец прищурил глаза — он всегда так делал, когда хотел дать понять, что не верит ей и ждет продолжения в более правдоподобном изложении.

— Упала? Совсем за дурака меня держишь? — отец повысил голос, не дождавшись ответа.

— Можно мне воды? — это был последний шанс отложить неприятный разговор.

— Не увиливай от ответа! Ида, что случилось? — отец начинал терять терпение.

— Ничего, отец, я в порядке! Ты же видишь! — Ида в свою очередь тоже стала терять самообладание. Неужели расспросы не могут подождать, пока она окончательно не придет в себя.

— Вижу. — Отец покачал головой, что-то пробормотав. — Вижу, что каждый раз, когда я делаю по-твоему, каждый раз, когда я иду на уступки твоим капризам, случается нечто подобное и расплачиваться приходится мне. — Отец оказался и в этот раз предсказуем, Ида лишь закатила глаза, пытаясь сдержаться и не наговорить лишнего. Чувство вины, смешанное с обидой, вот-вот приведут к непрошенным слезам.

— Расплачиваться? — попыталась смягчить вопрос, но он все равно прозвучал достаточно резко. Ида хотела следом добавить еще что-то, ей совсем не хотелось новых споров, голова все еще раскалывалась, в горле саднило, а руки никак не могли отогреться. Но не успела, когда отец ее удивил.

— Неважно, воды или настойку? — его разгневанное лицо разгладилось, в глазах еще плясало недовольство, но тема была закрыта. Странно.

— Просто воды. — Ида решила воспользоваться возможностью и отложить разговор, если он вообще состоится. Обычно так и происходило, все споры завершались ничем.

И в этот раз все также останется недосказанным. Она знала, отец был недоволен, но спорить не стал, лишь сжал губы и вышел из комнаты. Вдруг хлопнула входная дверь и послышались голоса, кто-то слишком эмоционально выражал свое недовольство, крики смешались со звуком падающего стула и топота ног. Ида привстала и попыталась прислушаться, понять что происходит.

— …где его прячешь…

— …думал, он никогда не узнает…

Ей показалось, что голоса смутно знакомы, но они приглушались другим шумом. Вдруг раздался грохот, после которого все звуки стихли, будто их никогда и не существовало, будто в одну секунду исчезло все. Именно поэтому следующие слова Ида услышала отчетливо:

— Ты что наделал?

— Это ты его толкнул!

— Я? Ах ты мерзкий… — снова послышалась возня, звук падающей посуды. Ида пыталась осторожно дойти до двери и выглянуть на кухню, но то ли страх сковал ее, то ли предчувствие беды. Она уже знала, что там произошло. Даже если боялась себе в этом признаться. Липкий страх вернулся, сердце застучало громче, но тело отказывалось подчиняться.

Из растерянности ее вырвал третий голос, разорвавший до этого казавшейся шумной тишину. Его голос…

— Вы кто и что забыли здесь? — тьма в это голосе была осязаема.

— А ты еще кто? Иди подобру-поздорову, не до тебя сейчас! Али родственник? Слышь, Михай, а может мы этого привяжем? На него все?

— Создатель, спаси меня от этого тугодума! Уважаемый, вы проходите, не слушайте этого, он с детства у нас такой, под лавку упал, головой, ну вы не судите строго, проходите. Вы родственник али сосед?

— Мих, я чего-то не понял…

Ида теперь слышала отчетливо все, о чем говорили. Пошевелиться еще не могла, но сознание прояснилось. Она различала голоса — такие разные, такие реальные, они обретали образы, и лишь один оставался безграничным, смутным пятном.