Infernum. Последняя заря (СИ)

— Да там воды было по колено, переживать нужно было, чтобы он голову не разбил! Хотя у него там и так, ха-ха, — Ишас снова засмеялся, не сумев договорить из-за начавшейся икоты, — хотя у него, ик, там и так все, ха-ха, вытекло! — он больше не смог себя сдерживать и засмеялся так заразительно, что как Ида пыталась удержаться, губы предательски растянулись в улыбке. Да, лучше так.

— Дурак! Прекрати! Он… он, а-а-а-а-а, не могу из-за тебя, о Создатель, ха-ха, все вытекло, говорит, — Ида упала на подушки и залилась смехом так громко и заливисто, что даже не заметила, как Ишас прекратил смеяться и тихо наблюдал за ней, не отводя глаз.

Когда она успокоилась, он улыбнулся, чтобы не выдать себя, и опустил голову, тряхнув волосами.

— Да-а, рассмешил, вот я точно не помню, когда бы я так смеялась! — Ида приподнялась, села, подоткнув одеяло под себя, и принялась перевязывать растрепавшиеся волосы.

— Знал бы, что та глупая история так тебя развеселит, рассказал бы раньше! — хмыкнул Ишас, не отводя взгляд от ее рук.

— Тебя забавляет мой смех? Потешаешься надо мной? — смеясь, спросила Ида, но в ее интонации не было упрека или обиды.

— Нет, что ты, — с показной важностью и наигранным испугом, приложив руку к груди, ответил Ишас, — просто когда ты смеешься, у тебя глаза щурятся и нос морщится, так ты становишься похожа на какого-нибудь азкаретца со сморщенным носом… ай! — воскликнул Ишас, не успев увернуться от удара подушкой.

— Нос морщится, значит, да? — Ида подскочила в кровати, скинув одеяло, и замахнулась второй подушкой. — Глаза как у азкаретца, да? Получай! — и со всей силы ударила пуховой подушкой Ишаса по голове. — Предатель!

Он постарался не показать своей растерянности и не задержать взгляд на вскочившей Иде в одной ночной рубашке, хоть та и была из плотного льна и доставала до щиколоток. Он, не долго думая, свалился с кровати на пол, отводя взгляд и изображая поверженного воина, убитого одним выстрелом вражеской стрелы. Для пущей убедительности высунул язык. В него прилетела еще одна подушка — да сколько их у нее? — он издал предсмертный крик, вздернув ноги и руки вверх и повалился уже окончательно убитым. Ида рассмеялась такой талантливой игре.

— Браво! Когда к нам снова приедут бродячие артисты, я расскажу им о тебе! Такой талант не должен пропадать даром! Эй, ты что, уснул там? — Ида уже собиралась слезть с кровати, чтобы проверить, почему Ишас не двигается, но не успела моргнуть, как он подпрыгнул, схватил упавшую на него подушку и налетел на нее. Бил, конечно, не рьяно, а скорее с нежностью, но волосы снова взлохматил.

— Бродячие артисты, значит? Так и не терпится от меня избавиться, да?

— Не-ет, а-а-а, прекрати, Ишас, не хочу я избавляться, не-е-ет, — она пыталась отбиваться руками, но друг оказался проворнее, — прекрати-и-и, пощады, прошу поща-а-ады! — Но стоило Ишасу замедлиться, она резко схватилась за подушку, норовя выхватить ее из его рук. Не вышло, он успел удержать — так они и стояли мгновение, держа вдвоем подушку над головами и глядя друг другу в глаза. Задор куда-то пропал из глаз Ишаса, он резко стал серьезным и тяжело сглотнул, будто осознавая, что они выросли из таких детских забав и перед ними раскрываются порядки сурового взрослого мира. Он забрал подушку — Ида, не сопротивляясь, отпустила — кинул на кровать и сделав шаг подошел еще ближе к ней. Рука потянулась убрать взлохмаченные волосы. Ида перестала дышать, все неотрывно смотрела ему в глаза, пока он не опустил взгляд ниже и не наклонился к ней. Неужели к губам? Время остановилось. Мир замер, только сердце Иды забилось быстрее, но Ишас резко аккуратно застегнул пуговицу, расстегнувшуюся на груди, потом еще раз посмотрел ей в глаза и отпрянул, виновато улыбаясь. Он сделал шаг в сторону, наклонился и поднял упавшую подушку. Когда он снова посмотрел на Иду, на лице отражались уже совершенно другие эмоции.

— Ох, насмешила, конечно! Я рад, что тебе стало лучше, но мне надо идти, Йофас просил новенькому все показать.

— Новенькому? — еле проговорила Ида, ненавидя предательский голос, который выдал все ее волнение и разочарование. Как Ишас так контролирует свои эмоции? Как он научился не показывать чувства?

— Да, Йофас в очередной раз, видимо, хочет указать на мою никчемность, наверное, я не справляюсь, вот и нанял какого-то мутного типа. Не говорит, не улыбается, ощущение, будто его брови срослись на переносице — вечно такой хмурый ходит, будто весь мир держится на его плечах. Иной раз как посмотрит — аж не по себе становится, глаза черные, мрачные, будто в самую глубь души твоей заглядывает.

— Черные? — Ида удивилась, потому что в «Ворохе песков» черными глазами обладали лишь демоны низших рангов.

— Так показалось, я потом присмотрелся — зеленые, представляешь?

— Мурашки по коже, как скажешь тоже! Ты когда такой поэтичный стал? Как взглянет… Ха-ха. И откуда он такой загадочный? — Ида сделала акцент на последнем слове, будто передразнивая Ишаса.