В этом плане «симптоматично», что доля безграмотных в населении США – в стране, где уровень развития информационного общества едва ли не самый высокий в мире, по разным оценкам достигает 14 %. В унисон с этим феноменом известный культуролог К.Э. Разлогов утверждает, что по мере развития информационного общества масса безграмотных будет множиться и в других странах, вполне благополучных по технико-экономическим критериям. Более того, со временем на культурной арене начнет доминировать генерация поколения, читающая с трудом и умеющая писать разве что «тексты SМS, ММS», поскольку все их компетенции завязаны исключительно на «экранную культуру», на визуальные информационные технологии [9].
Однако при всех этих обстоятельствах, как это ни парадоксально, именно реальности информационной эпохи как нельзя ярче демонстрируют порождающую генетическую сущность (силу) культуры и «культурного» по отношению к онтологии общества социального, т. е. верховенство культурного в социогенезе. Ведь в современных условиях глобальности коммуникации и свободы выбора собственной идентичности решающим фактором обретения социальных ролей и позиций, а также возникновения и становления социальных общностей становится именно сходство или общность культурных предпочтений. В итоге реальной базовой основой современного общества становятся, скорее, не сила политического или экономического принуждения, а бесчисленные множества «малых групп», каждая из которых пребывает в пространстве собственного культурного предпочтения со своим спектром идентичностей, культурными типажами и ценностями, на что настойчиво указывает социальная философия [10].
И главное – в контексте ныне переживаемой человеком ситуации, когда на парадигмальные цивилизационные сдвиги накладывается чрезвычайно острая конкуренции стран и культур за влияние на глобальной арене, «на кону стоят» не только и не столько производственно-экономические и социально-прагматические факторы (доходы на душу населения, уровень технологического прогресса, доминирование на рынках), а скорее «культурные измерения будущего», а именно:
– многообразие и общий дизайн креативных идентичностей политического, культурного и профессионального самоопределения человека в той или иной стране;
– спектр форм потребления и горизонтов культурного будущего;
– интеллектуальный уровень социально-культурной практики стран и ее информационного обеспечения;
– масштабы и спектр способов вовлечения виртуального в социальное и культурное бытие человека и социума в стране (государстве).
Однако информационное общество и его технологии создают также принципиально новые предпосылки и возможности развития культуры. В этом плане показательно появление феномена «электронная культура».
Всеохватные и глубинные воздействия информационных технологий на культуру и формы ее бытия нашли отражение в появлении и широком распространении категории (дефиниции) «электронная культура». При этом отдельные исследователи склонны видеть в появлении феномена «электронная культура» новый этап социокультурогенеза – этап формирования «третьей природы» (вслед за миром рукотворных вещей – «второй природой»), поскольку в позиции этих исследователей мир виртуального видится как некий модус бытия человека, порождаемого синтезом мира сознания (смыслов, образов, ценностей) и информационных технологий и якобы характеризующегося собственной онтологией, этикой и эстетикой.
А пока, судя по всему, большинство культурологов придерживается более умеренной позиции. Ее суть такова: в информационном обществе возникла и развивается такая область деятельности и модус культуры, как мультимедийная культура, которая может рассматриваться как новая структурная компонента современной культуры, бытующая и функционирующая на основе методов и средств информационно-коммуникационных технологий, связанных не только с развитием мультимедийных систем, но также мировоззренческих и нравственных универсалий информационного общества. Иначе говоря, в рамках и в общей системе информационного общества формируется некая сфера социокультурного бытия – «мультимедийная инфосфера» со своим уникальным статусом, перспективными возможностями, нормативными установками и многообещающими прогнозами на будущее [11–13]. Мы разделяем именно такую позицию.