Почувствовав лёгкое касание её пальцев, Даниил шагнул вперёд:
— Отпусти его!
Марк едва заметно покачал головой:
— Ты хочешь этого?
— Да!
Оглядев толпу поверх голов, Марк возвестил:
— Воля гостя — превыше заповеди, но не веры!
И, уже не говоря не слова, опустил, почти бросил, плачущего человека на пол.
Даниил ошеломлено смотрел на пленника, лежащего у ног. Человек был тёмен, его лицо уродовали корчи страдания, но в его глазах читались не страх и не ненависть, а истовая жалость к себе.
— Пойдём! — Марк перешагнул через стонущего предателя и, потряхивая плечами для быстрой обратной трансформации, двинулся в сторону комнаты, из которой гости только что пришли.
Даниил пошёл следом тотчас, а Алиса задержалась, и потому увидела, как женщины в тёмных кофтах и розовых шейных платках, вчетвером подхватив предателя за руки и ноги, поволокли его куда-то в глубину постройки.
В комнате старый йах прыжком оседлал стол, едва коснувшись вазы с сухоцветом, и угрюмо посмотрел на гостей.
— Рады? — поинтересовался он. — Думаете, спасли от моего произвола ещё одну жизнь и это благо? А сколько народа погибнет, если эта змея выйдет отсюда, вы подумали? Или ещё настолько молоды, что не можете это просчитать?
Даниил рухнул на лежанку, свёл руки на поджатых коленях, и отозвался:
— Я не против убить предателя, но пытать или устраивать из этого представление — это слишком…
Марк фыркнул. Но, помолчав, ответил спокойнее:
— Ладно. Сейчас его «сёстры йахаса» восстановят, а там уже и будем думать…
— Сёстры? — спросила Алиса, чинно усаживаясь рядом с товарищем.
— Жрицы, которым я дал силу к врачеванию, — кивнул Марк.
— Понятно.
Марк вздохнул и попросил:
— Постарайтесь больше не мешать мне. Вы — молодые, и мало ещё понимаете… Но вы нужны мне, и потому мне не хочется конфликтовать, как не хочется и лишится вашего присутствия.
— Зачем мы тебе? Обряды ты можешь проводить и один — мы-то точно в этом участвовать не будем…
Он задумчиво потёр морщины между бровями, внимательно оглядел гостей, застывших в неподвижности в углу, словно смороженные внезапным ледяным порывом в единый ком. А потом улыбнулся.
— Вы — мои брат и сестра… И вы — настоящие.
Даниил глянул исподлобья и усмехнулся одним уголком рта, приподняв верхнюю губу — узкие хищные зубы блеснули и снова скрылись за невозмутимостью.
— Нет, — Марк покачал головой. — Ты опять не понял, брат. Все мы трое — кровь одного отца. Все мы были когда-то, каждый по своему, — созданы им. Лично. Наш общий отец — Прото.
Алиса приподнялась на лежанке и всмотрелась в йаха. Стиснула пальцами одеяло.
— Об этом знали только…
— Нет, нет, — Марк усмехнулся, — Я не знаю, о ком ты подумала, но я не искал их вен и не пробовал их память на вкус. Мне не нужно знать твоё прошлое, чтобы видеть и понимать сегодняшнее. Я вижу, что ты настоящая, что получила силу напрямую от Прото, а не обработанную сыворотку. Я чую это в твоей крови. Запрещённой крови его дочери.
Даниил посмотрел на задумчивую Алису — опустив взгляд, девушка наматывала рыжий в тёмных застывших кляксах локон на палец. Обернулся к Марку:
— Ты просто видишь? А меня?
Тот кивнул:
— Я вижу и тебя, брат. Но более того…
— Что?
Марк улыбнулся:
— Я помню тебя, брат мой…
Даниил вздрогнул, Алиса подняла глаза.
— Тяжело жить без прошлого, брат мой…
Марк сочувственно протянул к нему руку, словно сквозь расстояния гладя по волосам. Даниил отринул от рук, почувствовав колыхание воздуха прямо над собой. Марк продолжал:
— Я знаю… Но всё вернётся, пусть и постепенно. Ты пережил тяжкое время. Дальше будет…
— Кто я? — рявкнул Даниил и схватился за горло, задавливая рождающийся рык. Во вспыхнувших глазах горел незнакомый огонь. Алиса вскочила с места, настороженно следя за ним.
Улыбка Марка погасла, лицо стало отстраненно-холодным.
— Я нёс послушание охраны при лагере подготовки. Там готовили принявших постриг бывших солдат на инициацию. Жатва была большая — афганский конфликт принёс нам полтора десятка страждущих нести крест воина-защитника Церкви. Мы гордились ими, хотя и знали, какая судьба их ждёт. Учили их всему, что ещё не дала война… Когда привезли Прото, с ним в здание со спящими куколками, вошли только десять храмовников-телохранителей и владыка Константин Нижегородский. Мы оставались на границе. Ночь была дождливой и тёмной… И мы стояли спинами к храму, полагая опасность где-то вовне. Но крики и шум в здании заставили нас дрогнуть… Прото выскочил на поверхность, вышибив двери выброшенным наружу храмовником. И прыжками бросился к выходу. Вырвал ворота и вылетел за границу освящённой земли…
Он закрыл глаза.