Инициатор

Закусив губу, она отвернулась. Опустилась на лежанку и легла, отвернувшись к стене.

Данила сидел, она лежала, поводя пальцем по краске, покрытой сеткой трещин. Словно нащупывая вслепую извилистый путь для дальнейшего разговора.

А Даниил мял свои пальцы, нервно сплетая ладони. Поглядывал на лежащую рядом девушку, на сухоцвет в вазе на столе, порывался заговорить и тут же хмуро обрывал себя.

Когда стало понятно, что сил начать разговор он в себе не найдёт, Алиса приподнялась на локтях и, откинув упавший на лицо локон, улыбнулась в потолок.

— Сейчас бы в озеро, да? — спросила она. — Помнишь этот остров в ивах? Там мы нашли кувшинку…

— Помню…

— Такое слепящее было солнце, но вода словно отречение…

— Помню…

Алиса села, привалилась к стене и, взявшись за локоны, стала задумчиво счищать из волос застывшие прилипчивыми кляксами красные комочки. Смотря как тонкие белые пальцы размеренно, степенно разделяют и разглаживают волоски, Даниил угрюмо покусывал губу и не чувствовал боли.

— Ты думаешь над тем — освобождать отца или нет?

Даниил вздрогнул. Глаза Алисы смотрели, словно не замечая его — прозрачные и пустые, незнакомые в тихой грусти.

— Нет, — мотнул он головой. — Я не буду участвовать в его обрядах!

— Я — тоже, — просто ответила Алиса.

— Но?

Она кивнула:

— Но освобождать его нужно.

— Почему?

— Потому что он зовёт… Потому что ему плохо…

— Но — зачем?

— Чтобы стало лучше. Всем.

Даниил отвёл глаза.

— Всем. Даром. И чтобы никто не ушёл обиженным. — И стиснул кулаки, рассматривая, как белеет напряжённая кожа под темнеющими ногтями.

— Да.

Алиса всё с той же грустью и покорностью судьбе смотрела прямо перед собой и руки механически, но нежно и бережно очищали волоски.

Он разжал кулаки и на расправленных ладонях всмотрелся в линии судьбы. Белые полосы остались от вонзившихся когтей, но кожа осталась нерушимой. Кожа настоящего йаха.

— Ты изменился…

Обернулся стремительно, но Алиса всё также задумчиво смотрела в пространство перед собой и забирала в ладонь следующую прядку. Совсем не глядя на товарища.

Губы Даниила скривились:

— Ну, да. Стал таким же, как и ты.

— Нет. Не таким. — Алиса едва заметно нахмурилась, будто непокорная прядь, норовящая выпасть из пальцев, тревожила и злила её. — Ты стал сильнее.

— Я был бетом. Как и кем я стал?

Даниил закрыл глаза и опёрся затылком на прохладную стену.

— Нет, ты никогда не был бетом, — прикрыла глаза она. — Но не было рамок, в которые ты бы укладывался. Проще всего стало считать тебя бетом. И я… пошла по простому пути. Я обошла препятствия, не преодолевая их…

— Но я действительно был им, — Даниил бледно усмехнулся. — Боль, не заживающие раны, гниение заживо… Я пережил всё это. Сила появилась только теперь.

— Десятки лет… — задумчиво протянула Алиса. — Десятки лет удерживаться за старую мораль… Десятки лет без человечьей крови… Десятки лет без духовной поддержки. Истощение — вот имя твоего недуга.

Он уронил лицо в ладони. Плечи затряслись от нервного смеха, едва слышного, но пугающего своей неудержимостью.

— Йах! Господи, я просто йах! Отродье… — всхлипывал Даниил, кусая губы в попытке остановить смех и плач. — Просто йах… Грязная лунная собака…

— Не просто йах, — негромко перебила девушка. — Йах истинный. Рождённый тем, в ком вся мощь йахаса. В ком корень сил.

— Боже… Вампир…

— Не вампир. Вампир не сдерживается. Ты — выше.

Даниил отнял ладони от лица.

Теперь Алиса смотрела на него в упор. Изучающим, настороженным взглядом, словно кошка перед лохматым псом, внезапно выскочившим в подворотню. Решая — взлетать на дерево или выгибаться и шипеть перед боем.

— Аля, — в глазах бета мелькнул влажный блеск.

Даниил рывком обнял её за плечи и прижал к себе. Сопротивление альфы оказалось неловким и несмелым — его сил и желания хватило с лихвой, чтобы его сломать. Прижал, вжался губами в бледную тонкую кожу на шее и, ощущая, как замерла, закаменела в его объятии девушка, зашептал, выписывая губами вязь признания:

— Аля… Спасибо тебе, девочка… Спасибо!

Испуганным котёнком она притихла в его руках. А губы Даниила ласкали пульсирующую артерию, дразня ожиданием боли и сладости.

Шум за дверью они услышали одновременно.

Крики. Гул. Выстрелы.

Они смотрели в глаза друг друга. И в них отражалась мука обречения.

Ещё выстрелы. Одиночные сменились очередями.

Губы обоих шептали беззвучно и никто, кроме них самих, не смог бы прочесть — молитва или признание.

Короткий взрыв. Ещё один.

Даниил отпустил девушку и рывком развернулся к входу, горбатясь перед броском. Бешенство йаха просматривалось в напряжении каждой взбухшей жилы на сильном, литом теле.

Удар потряс пол. Аквариум на потолке покачнулся — огнь негасимый затрепетал, мигая.

Двое йахов застыли в ожидании.

Дверь мощно распахнулась, с гулом ударившись о стену. На пороге вырос тёмный силуэт Марка. Зрелый йах уже полностью трансформировался.

Даниил одёрнул девушку за спину и настороженно замер.

Марк стиснул ладонью горло, чтобы голос звучал яснее и просипел:

— Уходить! Инквизиторы!