Инициация

Что же все-таки говорили на приеме эти громилы в дешевых костюмах? Он не мог ничего вспомнить, весь разговор словно заглушала статика. Мысль о них внушала Дону страх. Так же, как и мысль о Бронсоне Форде. Более того, когда он думал о мальчике, руки у него начинали ходить ходуном. Дон скрестил их на груди, чтобы не заметил Курт, и дал повторный зарок не налегать больше на выпивку.

— Будь реальным пацаном, — подпел Курт кому-то в своих наушниках. Глубокомысленно помолчав минуту, он приподнял одно «ухо» и произнес: — Господи, пап. Вы с мамой очень странно себя ведете.

Кстати, о странном, ночью, когда Дон и Мишель лежали в постели, отдыхая после раунда быстрого и бурного секса, Мишель, в смятой ночнушке, покачивая ногой, которую Дон чуть раньше закинул на спинку кровати, закурила и взглянула на мужа:

— Куда ты едешь?

— Да никуда. Одно место на Олимпике.

— Похоже, что все же куда-то конкретно.

— Лагерь «Слэнго». Старое поселение в горах. «Астра» проводит там тестирование. Уэйн попросил меня слетать и проверить, как там дела. Ты что-то слышала об этом?

Она внимательно смотрела на него, и ее глаза были темны и огромны, как всегда после секса, или в приступе гнева, или от алкоголя, или в те моменты, когда она испытывала на нем свои чары:

— Я слышала о «Слэнго».

— Ну вот. Туда меня Уэйн и посылает.

— Я устала смотреть на то, как Уэйн тобой помыкает.

— Потому что он мешает тебе мной помыкать.

Комнату освещала черная свеча, которую она достала из ящика комода. Ее лицо своей дикарской красотой напомнило ему ту странную ночь в поместье Волвертонов, только сейчас Мишель уже не была так уязвима. Спутанные волосы, блестящие губы, жесткий изгиб рта, мраморная стройность шеи и обнаженных плеч воскрешали в памяти изображения языческих богинь, которые она так истово коллекционировала. Пожирательница плоти, убийца людей, собирательница черепов, плодородная, как темная почва древнего леса. Неистовая друидесса, еще не решившая, что с ним делать — заняться сексом или вонзить ему в сердце волнистое лезвие обсидианового кинжала, лежащего у нее под подушкой. Это одновременно и напугало его и снова вызвало эрекцию.

Она сказала:

— Интересно, знал ли он, что я на этой неделе лечу в Россию?

— Не знал. А если бы знал, то ему было бы все равно. Уэйн страдает от чрезвычайно распространенной среди менеджеров болезни — ректально-мозговой инверсии.

Мишель затушила окурок в костяной пепельнице, которую она пристроила на подушке. Затем подползла на четвереньках к Дону и оседлала его, прижав к куче подушек. Когда его член проскользнул внутрь, она закатила глаза, сжала колени, затем наклонилась и нежно поцеловала его, проговорив прямо в его рот:

— Увольняйся.

Он сжал ее талию, но она шлепнула его по рукам, схватила за запястья и пригвоздила к матрасу.

— Уволиться? Я не могу, — слова давались ему с некоторым трудом.

Она укусила его за губу и начала двигать бедрами:

— В самом сердце тайги, в горах, находится деревня. И живут там вовсе не инуиты. Девять месяцев назад Борис Каламов установил с ними контакт. Он говорит, что посторонние набредали на племя всего трижды за последние десять лет… охотники, не имеющие ни малейшего представления, что перед ними чудо современной антропологий. Каламов — единственный ученый на планете, знающий об их существовании. Он поделился только со мной, больше ни с кем. Его доверенным лицом был Лу, а поскольку Лу больше нет… Я приму участие в племенном ритуале. Возможно. Зависит от того, удастся ли Каламову уговорить матриархов.

— Каламов… Я думал, его карьере пришел конец. После того фиаско…

— Он живуч, как таракан. Его трудно прикончить. Все время приползает обратно. Его однажды пытали дикари. Он выжил, чтобы рассказать об этом.

— Любовь моя, ты мешаешь настроиться, — Дон попытался вырваться из ее железной хватки, но безуспешно. С возрастом его силы убывали, а у нее лишь прибавлялись.

— У меня с настроем все в порядке, — она лизнула его в ухо и снова задвигалась.

Потолок у нее над головой утратил четкие очертания.

— Дон, твои волосы начинают седеть. Целая прядь вдоль пробора. Когда это случилось? Та-ак сексуально.

Он предпочел оставить вопрос без ответа. Даже тень Бронсона Форда, ростом под потолок и с акульим выражением лица, не могла испортить момента.

Когда все закончилось, гениталии Дона чувствовали себя так, словно ими гоняли в футбол. Отдуваясь, он спросил:

— А что за ритуал? Надеюсь, не плодородия, а то я буду ревновать.

— Я не знаю, как они это называют, — ответила она. — Это посвящение в старицы. В некотором смысле.

— А что такое «посвящение в старицы»?

— Не езди в «Слэнго».

Он прочистил горло и замычал «Крошка, пожалуйста, не уходи»[104].