Инка

Инка соскользнула с забора, скорей, скорей к дому, бежала, задыхаясь, мимо черных колонн лип, торжественно и обреченно признавая на бегу: «Нет отдыха ни во сне, ни наяву. Еще пара таких деньков – сотрусь с лица земли, вымру, как редкая этническая разновидность».

От холода она дрожала, ее нижняя челюсть отбивала ритуальный костяной стук. Инка закинула на бегу голову, прищурившись, уперлась взглядом в завесу облаков, которые не пускали ее любопытство двигаться дальше, отбрасывая назад, как охранники ночного клуба, мол, катись-ка отсюда подобру-поздорову, пока цела. Но Инка вспомнила очевидное, облака лишь холодный пар, а за ним, как за старой занавеской, в нежно-голубом и безбрежном просторе, окутанное бело-розовой дымкой, плывет Солнце. Оно, наверное, сейчас вон там, а может быть, и правее, разлучено с Землей, поймано в западню облаков. То, что его не видно, ничего не значит, оно здесь, с Инкой, а тучи – это так, импровизация, не стоит принимать их всерьез. Уаскаро тоже где-то есть и надо его обязательно отыскать.

Женщина-голос у подъезда подтвердила слова Огнеопасного деда:

 – Живет здесь перуанец один, с копной кос на голове, я знаю, я мою у него полы, пойдем, провожу.

Провожатую не было видно, был только ее голос, с хрипловатыми, насмешливыми интонациями, остальное угадывалось, например, как обладательница голоса настойчиво звонит в дверь, а потом вынимает из кармана фартука связки ключей, и все не те. Инка понимает, что Уаскаро дома нет, от этого она сдувается, как рыбий пузырь, и начинает плавно опускаться в глубины самообнаружения. Ключ найден, царапнул, дверь поддалась толчку натруженного плеча, распахнулась, Инка, оставив женщину на пороге, шагнула во владения Уаскаро. Квартирка маленькая, небрежно украшенная голубыми обоями и скудной утварью небогатых москвичей, которые живут сдачей внаем квартир. Ничего лишнего: диванчик, два кресла, комод, коврик с орнаментами. Все старенькое, заношенное, чужое. Вещей Уаскаро что-то не видно, ни пепельницы, ни бумаг, ни одежды. Инка разочарованно падает на диванчик и от огорчения не может сдвинуться с места. Уронив голову, как тяжелый, бесполезный камень, она смотрела на свои сбитые ноги в сандалиях и заметила торчащий из-под дивана провод-змею. Схватившись за него как за последнюю надежду, Инка вытянула из-под низенького дивана небольшой пыльный ноутбук, а вместе с ним на середину комнаты выкатилась твердая, как камень, розовая фасолина осыпанная узором черных пятнышек. Провод ноутбука весь в узелках, может быть, это что-нибудь значит, но гадать некогда. Женщина-голос маячит у двери, от нее доносятся настойчивое покашливание и недовольные вздохи, остальное нетрудно домыслить: как она, прищурившись, с хитрецой посматривает на Инку, как вытирает красные, натруженные руки о фартук, выгребает из кармана вековую шелуху, дует в ладонь, отделяя от мусора семечки, отправляет их в большой безгубый рот, при этом исподлобья поглядывает, что это девчонка хозяйничает. Ноутбук может содержать внутри послание, но как его прочтешь, если женщина-голос стряхнула шелуху в карман и, вытирая руки о фартук, громко напомнила о своем присутствии:

 – А ты что ищешь-то в чужом доме?