Инка + Дик = ?

Вполне доверяя своим богам, Борис постепенно успокоился и заставил себя сосредоточиться на уроках. Это ему удалось, и спустя некоторое время он так увлекся, что забыл, где находится. Задача ему, явно, пришлась по душе. Он нашел оригинальное решение и торопился записать его, испещряя формулами черновик, а когда листок исписался с двух сторон, привычным движением потянулся за другим в ящик письменного стола. Знакомых листков под рукой не оказалось, и он вспомнил, что не дома. В ящике лежала стопка голубых конвертов, и Борис машинально стал доставать из конверта листок почтовой бумаги. Вот досада — он оказался исписанным. Еще находясь во власти недорешенной задачи, совершенно механически пробежал глазами листок.

— Здравствуй, Дик. Меня зовут Инка...

«При чем тут Дик?»

— Меня зовут Инка. Я согласна дружить с тобой.

И вдруг смысл происходящего дошел до сознания Бориса. Стыд ожег лицо и руки Бориса: он чуть не прочитал чужое письмо. Борис вкладывал его в конверт вспотевшими от волнения руками, и ему казалось, что пальцы оставляют грубые следы на нежном голубом листке почтовой бумаги. Наконец, Борис закрыл ящик письменного стола. Руки тряслись, словно он что-то своровал. Положил их на прохладное стекло, чтобы успокоиться, опустил голову и задумался. Жгучее чувство стыда сменилось томительной болью внутри, отчего хотелось заплакать, как когда-то в парке.

— Здравствуй, Дик... Я согласна дружить с тобой,— вот откуда исходила эта боль. Она была сильнее давней маминой пощечины. Инке нравится другой человек. Не он, Борис, а кто-то другой.

— Я согласна дружить с тобой...— он сразу ощутил Климову как личность, сильную, независимую, вольную в выборе друзей. А себя увидел жалким, ограниченным фанатиком, носящимся со своими формулами. Он в сердцах рванул черновики, смял, швырнул на пол и тут же пожалел об этом: в комнату вошел Антон Семенович.

— Ты чего злишься? Не получается — отложи в сторону, пока не выносишь в себе. Высшая математика — вузовская программа.

— Извините... Не звонил еще Дмитрий Ильич? — смешался Борис.

— Да что с тобой, Егоров? Ты и впрямь ничего не слышал. Я с ним поговорил уже, и мама твоя звонила — жива наша Инка! — От последних слов учителя у Бориса защипало в глазах, и комок застрял в горле.

Уже совсем стемнело, когда, закрыв квартиру Климовых, они вышли на улицу.

ЛУЧШЕЕ ЛЕКАРСТВО

Оказалось, что за три месяца пребывания в школе новенькая заняла в ней более важное место, чем он, Борис Егоров, проучившийся здесь с первого класса и уже два года приносивший школе первенство в математической олимпиаде. Вот уже несколько дней Инки не было в школе, и каждый день она была кому-то нужна, ее кто-нибудь да спрашивал. Заглядывали пионеры из подшефного класса («Мы Маршака инсценируем с вашей Октябриной»), разыскивал какой-то очкарик из редколлегии («Смешинки» редактировать некому), парень из восьмого «Б» просил напомнить ей про какой-то ЛКС (Борис и не знал о существовании в школе такого клуба). Об одноклассниках и говорить нечего: они каждое утро приставали к Кате и Борису:

— Что, скоро будут пускать к Инке?

— Я же сказал: через две недели. Сколько можно спрашивать? — увертывался Борис.

— А ты не злись,— надоедали девчонки,— не тебе одному хочется проведать ее.

Борис злился потому, что оказался в «дурацком» положении. Все думали, что они дружат, в то время как Климовой наплевать на него. Вон, оказывается, сколько друзей заимела: ходят, спрашивают. Общественница! А притворялась тихоней. И способности так себе, серенькие.

Через некоторое время Борису становилось стыдно, и он развенчивал себя как «бездарного эгоиста», потом снова защищал себя и нападал на Климову. В общем, Борис маялся, и только Антон Семенович мог бы помочь ему. После занятий они вместе вышли из школы. По кислому выражению лица Бориса нетрудно было догадаться о мучивших его сомнениях.

— Что, друг Егоров? Все сам с собой воюешь? Лучшее лекарство в таких случаях — подумать о других. Сходил бы к Топоркову, узнал, почему он в школе не был.— И уже теплее добавил: — А завтра жду к себе, потолкуем. У меня кое-что есть для тебя интересное.

Валерка домовничал один. Видимо, накануне в семье опять была драка: об этом красноречиво свидетельствовали здоровый синяк у него под глазом и беспорядок в доме. Борис поздоровался и стал доставать из портфеля дневник с домашним заданием.

— Привет, самородок,— сразу начал язвить Валерка.— Задач решать не буду. В школу не пойду. Куда мне с таким фингалом? Давай врубим «телек», сейчас «Клуб кинопутешествий» начнется.

— Давай,— согласился Борис.

Но телевизор не «врубался», и Валерка выругался:

— У, гад, видать, и по «телеку» долбанул.

Пришел Костя, принес Валерке подкрепление: несколько беляшей и бутылку кефира. Потом постучала Катя. Борис удивился, но Валерка не смутился:

— Сестра милосердия. Лечить будет.

И правда, Катя достала флакончик бодяги и сделала Валерке примочку. Она «гарантировала», что через день-другой и следа не останется. Заговорили про экзамены, которые предстояло ребятам сдавать этой весной впервые.

Валерка кривлялся: