Инка + Дик = ?

— Не так я сказал. По-другому скажу. Карточка — другая. Мальчик — тот самый. Здесь ребенок как ребенок, в костюмчике. А на той — солдат маленький, во все военное одет. У нас на Алтае живет. Звезды любит. Стихи любит. Мой большой друг. Я спросил, кто на фотографии. Он и рассказал, что сыном полка был. А потом в школу мы его пригласили. Приходил... Здорово рассказывал!— Алик замолчал. Борис словно увидел, как заблестели его раскосые глаза. Но ребята торопили:

— Не отвлекайся, Алик. Говори. Кто он? Где сейчас? Что делает?

— То же, что и делал. Работает. Погоду предсказывает. Дома у него карт синоптических — уйма! Про него даже по телевизору показывали. Не верите? Клянусь горами! — Ребята засмеялись.

— Ладно, не клянись, верим. А живет он с кем, один?

— Зачем один? — простодушно возразил Алик, словно жить одному — это неприлично.— Семья у него, дети. Все, как положено. Жену с юга привез. Коса — во! Краси-и-вая... Звонкая, как ручей! Гибкая, как лоза! По-русски не очень говорит, но друг мой все понимает.

Дальше Алик так же восторженно рассказал, как она, то есть чья-то жена, решила в горах сад растить, как на юге, целыми днями в питомнике пропадала. Ох, и полюбили ее на Алтае!

Борис чувствовал, что рассказ Алика подходит к концу, и пошел в кухню готовить чай. А когда вернулся, то понял, что ошибся. Алика заставили рассказывать все сначала, со всеми подробностями: про карточки, про синоптика, про его жену, про выступление в школе и т. д. Шелестели странички записных книжек, ребята записывали. Потом зашуршали бумаги, задвигались стулья и все стихло.

«Неужели все так увлечены, что не вспомнят про меня? Даже Антон Семенович?»

Борису стало скучно без дела, он подошел к открытой двери. Все что-то рассматривали, склонив головы над круглым столом так близко, что образовалась куча мала. Со стульев свисали ноги в разноцветных носках, в том числе и ноги учителя в домашних шлепанцах.

«Это уже несерьезно»,— подумал про учителя Борис.

В прихожей тоже была куча мала из пальто, курток, шапок и валенок. Борис оделся, открыл дверь и вышел на улицу. Никто не оглянулся, не окликнул его.

МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО

Когда Антон Семенович объявил, что можно навестить Климову, Борис уже не удивился, что на свидание пришел почти весь класс.

Инка, похудевшая, побледневшая, вышла к ребятам такая смущенная, словно она в чем-то провинилась. А тут еще Топорков начал одолевать ее своим фразерством:

— Ну, как отдыхается? Спим, едим, ничего не делаем? Эх, не заведение, а мечта поэта. А мы вкалываем почем зря...

— Особенно ты! — хихикнули девочки.

— И я тоже, только скромно вкалываю, незаметно, как героиня, что в газете пропечатана.

Тут оживились все ребята, особенно девочки, и наперебой стали рассказывать Инке о том, как одна школьница в мороз спасла малыша, в общем, историю, которую она знала «от» и «до». Стало шумно, как на большой перемене, потом заспорили. «Вулкан», который, видимо, дымился еще в классе, теперь стал извергаться с новой силой. Каждому хотелось высказать свое мнение.

— Во, девчонка! Подвиг в мирное время!

— Да какой же это подвиг? Просто благородный поступок.

— Зачем тогда сторож на линейке выступал? Хоть говорил, не из нашей школы, а все равно приятно: из «нонешнего» поколения.

— Доброе дело — пусть все знают!

— Выходит, права девчонка, что не откликается?

— Конечно! Зачем афишировать хороший поступок?

— И нельзя матери спасительницу сына поблагодарить?

— Поблагодарила через газету — и достаточно.

— А по-моему, не откликнуться — все равно, что не пожать протянутую руку...

Инка сама чувствовала себя, как на вулкане. Она утомилась, хотелось послушать совсем о другом. Наконец, дежурная сестра объявила, что время свидания закончено, больной пора пить лекарство. Инка поблагодарила ребят, сунула в карман халата газету, которую они ей оставили, и поднялась в палату. Оттуда, стоя у окна, еще раз помахала ребятам. Они стояли дружной стайкой, ее одноклассники, и тоже махали ей руками. Среди них... Борис и Катюня, славная ее подружка. Инке так хотелось переброситься хоть словом с Борисом, посекретничать с Катей, но пришел класс, и она не могла их выделить во время свидания, да и некогда было. Поймут ли они это? Катя поймет, а вот Борис может понять по-другому. Инка залезла под одеяло и заплакала. Она была еще очень слаба, а тут столько впечатлений. Чтобы успокоиться, надела свои наушники, принесенные по ее просьбе из дома. Но и это не успокаивало. Тогда она тихонько, словно за ней подглядывали, развернула газету. Письмо в газете, которое называлось «Спасибо, девочка в полушубке!», было взволнованным, полным благодарности к незнакомой девочке.

Больше месяца прошло с того дня, который Инка не забыла, конечно, но и не задумывалась о нем. Она и не думала превращать это в нечто таинственное, рассказала бы кому-то из близких, Кате, например, если бы не заболела. А теперь, конечно, молчать будет, потому что простое вдруг сделалось сложным, ясное — непонятным.