– Должен признаться, ненавижу верховую езду. – Лорд Эвиан прогуливался среди клумб, внимательно изучая георгины. – Слишком далеко от земли без всякой на то необходимости.
Он уселся на скамейку рядом с Клодией и уставился на залитый солнцем деревенский пейзаж. Шпиль церкви дрожал в жарком воздухе.
– Почему ваш батюшка ни с того ни с сего решил вернуться домой? Надеюсь, это не внезапное недомогание?
– Должно быть, он просто о чем-то вспомнил, – осторожно проговорила Клодия.
Лучи полуденного солнца согревали каменную кладку поместья, вспыхивали бликами на темно-золотой поверхности рва. Утки гонялись за плавающим по воде хлебом. Раскрошив еще одну краюху, Клодия бросила им новую порцию.
Лорд Эвиан наклонился – в воде отразилось его холеное лицо – и сказал:
– Полагаю, вы немного волнуетесь и с нетерпением предвкушаете свадьбу?
– Временами. – Она бросила крошки водяной курочке.
– Уверяю вас, любой скажет, что вы легко справитесь с графом Стинским. Его мать в нем души не чает.
В этом Клодия не сомневалась. Она вдруг почувствовала себя такой уставшей, словно роль, которую она вынуждена играть, вконец вымотала ее. Она поднялась, ее темная тень легла на воду.
– Прошу меня простить, милорд, мне столько еще нужно успеть.
Не глядя на нее, он потянулся пухлой ручкой к уткам и промолвил:
– Сядьте, Клодия Арлекса.
Его голос! Она ошеломленно уставилась ему в затылок. Куда подевалось гнусавое нытье? Напротив, голос звучал жестко и повелительно. Он поднял глаза.
Клодия молча села.
– Я вас шокировал? Вообще-то, обычно я наслаждаюсь своим маленьким маскарадом, но иногда это крайне утомительно.
Слащавая улыбка тоже исчезла, отчего лорд стал выглядеть по-другому, его глаза в складках тяжелых век казались теперь уставшими. Он вдруг словно резко постарел.
– Маскарадом?
– Притворная личина. Все мы этим грешим, не так ли? При нынешней-то тирании Времени. Клодия, нас здесь никто не подслушает?
– Тут безопаснее, чем в доме.
– Да. – Он развернулся на скамье, прошуршав светлым шелком костюма, и Клодия уловила шлейф изысканного аромата, которым он пропитался насквозь. – Теперь послушайте. Я должен поговорить с вами, и другого шанса может не представиться. Вы когда-нибудь слышали о Стальных Волках?
Опасность. Здесь кроется опасность, и Клодия должна быть максимально осторожна. Она заговорила:
– Джаред очень хороший учитель. Стальной Волк изображен на гербе лорда Каллистона, которого признали виновным в подготовке заговора против Королевства. Лорд стал первым заключенным Инкарцерона. Но это случилось сотни лет назад.
– Сто шестьдесят лет назад, – уточнил Эвиан. – Это все, что вам известно?
– Да. – Это было правдой.
Эвиан бросил мимолетный взгляд на лужайку:
– Тогда позвольте мне рассказать вам, что Стальной Волк также дал название тайной организации придворных… скажем… оппозиционеров, которые жаждут освобождения от бесконечной игры в идеальное прошлое. Они против тирании Хаваарна. Им… нам нужна страна, где правит королева, которая заботится о своем народе и позволит нам жить так, как мы хотим. Королева, которая отопрет Инкарцерон.
Сердце Клодии заколотилось от страха.
– Вы поняли, о чем я, Клодия?
Она не имела понятия, как ей теперь быть. Кусая губы, она проследила глазами за Медликоутом, идущим от сторожки у ворот и явно разыскивающим их.
– Думаю, поняла. Вы один из них?
Лорд тоже заметил приближение секретаря и быстро проговорил:
– Может быть. Я страшно рискую, говоря с вами. Но полагаю, вы не настолько дочь своего отца.
Темная фигура секретаря пересекла разводной мост и устремилась к ним. Эвиан непринужденно помахал Медликоуту рукой и добавил:
– Подумайте об этом. Не так уж много найдется тех, кто станет оплакивать графа Стинского. – Эвиан поднялся. – Не меня ли вы ищете, сударь?
Лукас Медликоут был долговяз и немногословен. Поклонившись, он сказал:
– Да, милорд. Смотритель шлет наилучшие пожелания и велел передать вам эти депеши, прибывшие из Дворца.
Он протянул кожаный футляр. Изящно приняв его, Эвиан улыбнулся:
– Тогда мне непременно нужно удалиться, чтобы прочесть их. Прошу меня простить, дорогая.
Клодия присела в неловком реверансе, проводила взглядом коротышку и высокого сурового слугу, затеявших ни к чему не обязывающую беседу о видах на урожай. Не веря только что услышанному, она задумчиво крошила хлеб.
«Не так уж много найдется тех, кто станет оплакивать графа Стинского».
Он говорил об убийстве? Действительно ли он к этому стремится, или пытается заманить ее в ловушку, придуманную королевой, чтобы выяснить, насколько преданна невеста принца? Как поступить – донести или хранить молчание? И то и другое может оказаться ошибкой.
Она кинула хлеб в темную воду, наблюдая, как крупные кряквы с зелеными шеями отгоняют от добычи уток поменьше. Блуждая в лабиринте заговоров и притворства, она знала, что единственный, кому можно довериться, это Джаред.
Пальцы заледенели, несмотря на жару. Потому что учителя пожирала медленная смерть. Вернулся Эвиан – лицо непроницаемо, пухлые пальчики сжимают письмо.