Инкогнито (ЛП)

Какой-то голос в глубине ее сознания хочет крикнуть, что это не имеет значения, потому что речь идет лишь о сексе, что на самом деле они не вместе ни в каком смысле и что ей не будет больно, если она не впустит его в свою жизнь.

— Ты права, — говорит он, вздыхая. — И, возможно, это повлияет на ситуацию, — он молчит долгое время, а затем без лишних слов высвобождается из ее объятий. Он сервирует стол на двоих, а затем отодвигает один стул для нее. — Ничего причудливого, но, надеюсь, это съедобно.

— Выглядит потрясающе, — заверяет она его, чувствуя, как напряжение возвращается в полную силу. Ей хочется спросить его об этом, выяснить, почему он так колеблется, но часть ее боится услышать ответ.

С течением времени она начинает все больше это подозревать. По мере того, как она узнает мелочи из его жизни, складывается полная картина.

Он боится, что ей не понравится то, какой он есть. Что она уйдет, если узнает правду.

— Для протокола, — говорит она, колеблясь, выбирая вилку для салата из целого набора. — Я не знаю, является ли это просто сексом. Теперь.

Произнесение этих слов вслух пронзает ее дротиком страха. Но она не глупа и не собирается отрицать очевидное. Какая-то ее часть хочет убежать, сделать все возможное, чтобы выбросить все это из головы. Совсем недавно другой мужчина причинил ей сильную боль, и она не готова снова открыть эту часть себя, чтобы получить очередную порцию боли с кем-то другим.

Это никогда не должно было стать чем-то большим.

Но она все время думает о нем, хочет рассказать ему что-то, посылать ему сов, когда его нет рядом. И, несмотря на все ее усилия сохранить непринужденность своих намерений, сомнения закрадываются с каждым днем.

— Разве ты не думаешь? — спрашивает он. — Это ведь все, что должно было быть между нами.

Он режет курицу на кусочки, полностью сосредоточившись на своей тарелке, и ей удается сделать глоток.

— Я знаю, — говорит она. — Но не уверена, готова ли я пока к чему-то большему.

Долгое время Пятьдесят четвертый не отвечает, и болезненная энергия проходит через нее, пока они едят его вкусную еду.

— Я знаю, что это не так, Семьдесят третья, — говорит он наконец, откладывая вилку и делая последний глоток вина. — И если ты хочешь, чтобы я облегчил тебе задачу, я это сделаю.

Ее желудок скручивается, несмотря на прекрасную еду, и она почти боится спросить.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что у меня есть подозрение насчет того, кто ты. Я не совсем уверен, но если ты та, за кого я тебя принимаю, обещаю, что ты больше не захочешь этого. К черту числа.

Слова звучат в глубине ее сознания, и долгие мгновения она не может говорить. Он наливает себе еще один бокал вина.

Гермиона старается не думать о том, кто он такой. Чтобы все было просто и легко, обыденно, по плану. В соответствии с тем, что будет лучше всего, если между ними ничего не получится.

Если все закончится и ей придется уйти от человека, который мог бы стать ее второй половинкой, если бы их мир был другим…

— Откуда ты знаешь? — спрашивает она, и слова эхом отдаются в пустоте разума.

— Я наблюдателен, Семьдесят третья, — мягко отвечает он. — У меня не было другого выбора, кроме как стать таким. Я могу ошибаться, но это маловероятно. А если это так, то я не чувствую себя вправе продолжать то, что мы делали.

— Значит, дело в том, кто я, — говорит она, глаза щиплет от горячих слез. — Не в том, кто ты. Если ты думаешь, что знаешь, кто я, но внезапно ты больше не хочешь этого…

— Я говорю это только потому, — вклинивается он, — что ты ужаснешься, узнав, с кем ты спала.

Слова падают между ними, как камни, подтверждая все ее сомнения и подозрения. Нерешительность поселяется в ней из-за одного тяжелого заявления.

— И, — говорит он, когда ее молчание затягивается, — Даже если мои фундаментальные убеждения изменились, это не то, что можно просто проигнорировать.

Это похоже на пощечину, когда ее собственные слова бросают ей в лицо. Холод ползет по ее позвоночнику, заменяя все тепло, которое она всегда чувствовала с ним. Превращая все ее страхи в реальность.

На глаза наворачиваются слезы, и Пятьдесят четвертый испускает вздох.

Она не может в это поверить. Мысль о том, что человек, с которым она наиболее совместима, совсем не тот, с кем она совместима. Что он думает, что она не захочет его с такой серьезностью, что готов отказаться от того, что у них могло бы быть.

— Ты была той, кто не хотел отношений, — напоминает он ей, и хотя слова прозвучали мягко, это похоже на физический удар.

— Ты согласился, — вздыхает она, и слеза скатывается по ее щеке.

— Я привык к тому, что люди меня ненавидят.

Слова складываются в некое подобие порядка, все выстраивается так, как она боялась.

— Кто же я тогда? Если ты думаешь, что знаешь. Если ты готов уйти из-за каких-то поверхностных чувств, или из-за того, что подумает общество, или…

— Мне плевать на общество. Или на какие-то нелепые, устаревшие убеждения, — выдыхает он, и в его словах слышится резкость. Затем его голос смягчается. — Я забочусь о тебе. И я не могу больше заставлять тебя страдать, не зная правды.