Инкогнито с Бродвея

У меня начисто отсутствует живот и та часть, на которой все сидят, поэтому нельзя оттопырить то, чего нет. «Задорно перебирать ногами» в этом костюме тоже как-то не получится. И, кстати, глагол «оттопырить» весьма странен в данном контексте.

– Не тормозим! Ау! Сковородка! Эй, сковородка, не спим! Шлепаем вперед с видом новорусского бобра-олигарха. Сковородка!

Я вздрогнула. Похоже, постановщик начисто забыл имя главной актрисы ролика, в мозгу у него задержалось лишь то, что оно имеет отношение к кухонной утвари.

Я начала путь к дивану, но хозяин площадки вновь выразил недовольство:

– Живот! Вот где засада! Почему бобер тощий, как селедка? Немедленно сделать пузень! Сей же секунд, раз, два…

Чьи-то руки расстегнули на комбинезоне молнию, потом тихий голос пропел:

– Вилка, не пугайтесь, прилажу к вам накладку, сейчас засуну ее.

Через короткое время у меня под грудью закрепился довольно большой мешок.

– Хорошо? – крикнула девушка.

– Нет! – возмутился режиссер. – Жалкая дрянь. Мне брюхо нужно! Мамон! Резеда, ты знаешь, что такое настоящий живот?

– Меня зовут Гортензия, – обиделась девица. – Ладно, сейчас увеличу.

Я прижалась спиной к стене и попыталась почесаться. А заодно подумала: похоже, все члены съемочной бригады путают имена друг друга.

– Вилочка, – зашептали сзади, – шагайте аккуратно. Я сделала ради этого дурака преогромнейший «барабан», вы похожи сейчас на кузнечика, который проглотил бегемота.

– Эй, Незабудка, вали из кадра! – разозлился режиссер.

– Я Гортензия, – снова поправил дискант. – Подождите, Мухтар Залимбаббамбумбаевич, – ведь перед съемкой надо сказать… и хлопнуть…

– Мансур Задинбекованикоревич, – ожидаемо поправил режиссер. – Ложка, шагай! Мотор! Полетели!

Я сделала шаг. Живот неожиданно оказался очень тяжелым и стал тянуть меня к земле. Чтобы не упасть, пришлось двигаться с невероятной скоростью. Но все равно в тот момент, когда ноги поднесли меня к дивану, пузо победило, я рухнула на колени и, чтобы не войти бобровой мордой в пол, схватилась рукой за край сиденья. Не тут-то было! Сила инерции поволокла вперед здоровенную голову любителя строить плотины, я сделала отчаянную попытку удержать ее, но шея у меня отнюдь не мощная, ничего не получилось, башка ткнулась в диван. Я замерла. Ну все! Сейчас Мухтар озвереет от злости.

– Гениально! – завопил юноша. – Потрясающе! Шикарно! Голливуд отдыхает!

– Мансур, хлопушки не было, – сказал незнакомый баритон.

– Как? – завопил постановщик. – Почему забыли хлопушку? Да эта Ложка, е-мое, или как ее там, Сковородка, больше так не сыграет! Эй, Крапива, Одуванчик, какого…

Изо рта юноши полились выражения, которые я не рискну повторить.

– Меня зовут Гортензия, – переорала парня девица. – Я пыталась сказать вам об этом. Даже начала уже: Мухтар Замзумпумпутбуркович, но ведь надо… хлопнуть… А вы мне не дали договорить, завизжали: «Мотор! Полетели!»

– Заткнулись все! – завопила Рита. – Теперь слушаем сюда. Народ, хотите заработать денег?

– Да, – хором ответили собравшиеся на площадке.

Кроме, естественно, меня, практически лишившейся дара речи из-за бобровых клыков. Хотя я тоже была не прочь получить энную сумму. Но, во-первых, мне никто гонорар не предлагал, я согласилась оказать Маргарите дружескую услугу, а во-вторых, звериные зубы мешали признаться в собственной алчности.

– Отлично! – загремела Рита. – Наши желания совпали. А желаете сидеть тут до полуночи?

– Нет! – снова в едином порыве отозвалась бригада.

– Тогда прекращайте выяснять, как кого зовут, – понизила голос Рита, – просто работайте. Причем быстро. Вилка, вернись на исходную позицию, начали еще раз. Каждый делает, что должен. Молча. Даже если добрый товарищ из только сегодня собранного коллектива табуреткой или жабой его обзовет. Иначе прокантуемся здесь до утра и ни фига лавэ не получим. Договорились?

– Да, – нестройно ответили присутствующие.

– Мотор! – скомандовала Сазонова. – Вилка, галопом вперед, с задором в глазах!

Я, помня о том, что живот может притянуть меня к земле, поспешила изо всех сил, но это не помогло, пузо снова потащило меня, и чтобы не упасть, мне пришлось нестись к указанной софе с растопыренными в разные стороны руками. На сей раз, правда, мне удалось не шлепнуться на пол, я просто рухнула на диван и замерла.

– Потрясающе! – снова пришел в эйфорическое состояние режиссер. – А теперь поскребите когтями подушку-сидушку.

Я послушно выполнила приказ.

– Яростнее! – велел Мансур. – Со страстью! С восторгом на лице! Только не поднимайте голову, оставайтесь в той же позе, носом вниз.

Интересно, зачем постановщику ликование на моей мордочке, если она уткнулась в мягкую мебель? Но я не стала задавать вопрос вслух, а удвоила усилия. Тут же услышала тихий треск и поняла, что разорвала ткань.

– Ваш самый качественный в мире диван рухнул под нажимом женских ногтей, – язвительно заметил режиссер.

– Наш товар прочнее самолета, – возразил звонкий женский голос.