Инкогнито с Бродвея

Вот почему я не люблю пользоваться услугами авиации. Псевдобархат превратился в лохмотья, едва я слегка его поцарапала. Представляете, что случится с лайнером, если я перед посадкой поглажу его дверь? Коли сей диван прочнее самолета, то пассажирам, собравшимся в полет, не позавидуешь.

– Ладно, не дадим крупняком обивочную дрянь, – стал размышлять вслух постановщик, – народ не увидит, что материал на лапшу похож стал. Но, с другой стороны, зачем нам когти? Главное у бобра – зубы. Ложка, можете, гламурно изогнувшись, сползти на пол?

– Это как? – не сообразила я.

– Типа красиво-красиво, прямо как девочка-девочка, – разъяснил парень.

На секунду я опешила. А как девочки-девочки красиво сползают на пол? Потом решила упереться одной ладонью в подлокотник, вскинуть голову, отвести в сторону левую руку и медленно-торжественно опуститься на паркет, старательно держа спину прямо.

Придумано – сделано. Я оторвала передние конечности от испорченной обивки, свела лопатки, вздернула подбородок и… потеряв равновесие, кулем обвалилась на пол. Сначала мне стало смешно, потом я расстроилась. Ну вот, совсем не гламурно получилось, девочки-девочки не должны быть похожи на гнилые груши, которые от старости и болезни плюхаются на землю, придется делать еще один дубль.

– Потрясающе! – завопил режиссер. – И морда лица очень удачно оказалась у диванной ножки. А теперь грызите ее. Вы же помните сценарий? Барсук пытается сожрать мебель, но у него ничего не получается.

– Бобер, – поправил кто-то.

– Какая разница? Хоть африканский белый медведь! – заголосил постановщик. – Ложка, дорогая, давай, вонзай в дерево клыки. Не тормози. Стоп мотор! Всем замереть, не шевелиться. Алло, Поварешка, почему лежим, спим?

– Извините, Мухтар, но как-то не хочется кусать ножку, – призналась я.

– У нас так по сценарию, – напомнил парень.

– Вилочка, зубки-то не твои родные, а бутафорские, – сладко запела Рита, – просто открой пасть и впихни фальшцаны в ножку. Личным зубам госпожи Таракановой в деле участвовать не придется. Очень прошу! Дорогая!

– Только ради тебя, – вздохнула я и выполнила приказ.

– Роскошно! – заверещал режиссер. – Невероятно, офигенно креативно и весело! Народ от суперрекламы в восторг придет. Ложка, вот вам следующая задача после бесплодной попытки погрыза: вы встаете, разводите руками и с чувством декламируете: «Я бобер, через три леса за диваном припер, хотел его съесть, да не получилось. Качество изделий фирмы «Диван и кресло» на высоте, они поражают крепостью, красотой и удобством. Покупаю все, заверните». Начинаем! Мотор! Полетели!

Я тяжело вздохнула. А ведь в начале съемки этот рекламный Спилберг клялся-божился, что бобер будет молчать…

– Дубль шесть и семьдесят восемь, – скороговоркой произнес тоненький голосок.

Над моей головой раздался хлопок.

Делать нечего, я впилась зубами туда, куда велели.

– Вставай! – последовал новый приказ.

Я попыталась разжать челюсти.

– Ну же, Ложка, не тормози! – занервничал юный Тарантино.

– Не могу, – промычала я.

– Стоп мотор! Что происходит? Почему ты валяешься грязной тряпкой? – начал негодовать режиссер.

– Не получается, – простонала я.

– Что? Говори четко. Не понимаю ни слова.

Вот отличное предложение! Пусть бы сам попробовал четко изъясняться, когда рот забит ножкой от дивана…

Я засучила ногами по полу. Через пару секунд нос ощутил аромат духов Риты, потом раздался ее голос:

– Вилочка, ты в порядке?

– Зубы не вытаскиваются, – кое-как промямлила я.

– У нее челюсти в вашем кретинском диване застряли! – завизжала Рита. – Эй, немедленно освободите Вилку! Если с ней что случится, я покойница!

Началась суматоха. Следующие минут десять разные люди пытались оторвать меня от деревяшки, но, увы, безуспешно.

– Сию же секунду убери эти чертовы протезы! – заорала в конце концов Сазонова. – Ты ей бобровые клыки насадила, сама теперь и стягивай их!

– Легко бы сделала это, – зачастил женский голос, – да только Ложка лежит. Как мне к ее пасти подобраться? Посадите актрису, и я на раз-два фальшцаны вытащу.

– Она вцепилась в диван, как ее на стул усадить? Ну, предположим, поднимем ее. И что? Разве Ложка диван в челюсти удержит? – поинтересовался какой-то мужчина. – Ей же весь подбородок разворотит.

– Надо отпилить деревяшку, – осенило режиссера, – тогда бобер сядет, и все будет о’кей. Тащите топор!

– Он тут не поможет, – возразил кто-то.

Еще несколько минут присутствующие обсуждали, как оторвать от дивана ножку. И вдруг раздался вопль режиссера:

– ……!

Мне было непонятно, почему парень вдруг начал площадно ругаться. Через секунду послышался треск, затем крик:

– Падает!

Я, лишенная возможности видеть, что происходит вокруг, в глубоком недоумении лежала на животе, держась зубами за деревяшку.

– Поднимай! – скомандовал постановщик. И тут же отдал новый приказ: – Ложка, садись!

Диван неожиданно взлетел, я приняла сидячее положение. Ножка по-прежнему торчала в моих зубах, но она оторвалась от днища.

– Не шевелитесь, – попросила гримерша, – секундос… Опля! Вот!

Девушка показала всем кусок ножки, из которого торчали зубы бобра.