Ученый Джефф Хокинс превосходно описывает этот процесс: однажды он пришел домой и понял, что он никогда осознанно не воспринимал, как тянется к дверной ручке, берется за нее и поворачивает. Для него это было совершенно автоматическим бессознательным действием — по той причине, что весь такой опыт (ощущение и местоположение ручки, размер и масса двери и так далее) был уже вшит в бессознательные цепи его мозга. Это ожидалось и поэтому не требовало сознательного участия. Но Хокинс подумал, что если бы кто-нибудь прокрался в его дом, высверлил ручку и поставил бы ее на десять сантиметров правее, он бы немедленно обратил на это внимание. В этом случае его зомби-системы, направлявшие хозяина прямо к дому без тревог и забот, столкнулись бы с нарушенными ожиданиями — и сразу же появилась бы осознанность. Возник бы генеральный директор, который включает систему тревоги и старается выяснить, что произошло и что будет дальше.
Если вы считаете, что осознаёте б
Это согласуется с тем, о чем я говорил две главы назад: когда люди впервые играют в новую видеоигру, их мозг очень активен. Он, как безумный, сжигает энергию. Но по мере ее освоения от мозга требуется все меньшая активность. Он становится экономически более эффективным. При этом если при выполнении какого-то задания отмечается низкая активность мозга, это вовсе не означает, что человек не старается, — скорее, это показывает, что человек усердно поработал раньше, чтобы вшить эти программы в свои нейронные сети. Сознательность возникает на первой стадии обучения и исключается из видеоигры после глубокого освоения. Несложная видеоигра превращается в такой же бессознательный процесс, как вождение автомобиля, произнесение слов или выполнение сложных движений, необходимых для завязывания шнурков. Она становится скрытой подпрограммой, записанной на нерасшифрованном языке белков и нейрохимических веществ, которая ждет своего часа — иногда десятилетиями, — пока ее снова не вызовут.
С эволюционной точки зрения кажется, что цель сознания в том, чтобы животное, состоящее из гигантского набора зомби-систем, было бы энергетически эффективным, но
Способность к гибкости — это звучит хорошо, но она не дается просто так. Оборотной стороной является бремя длительного воспитания детей. Чтобы стать таким же гибким, как взрослый человек, требуются годы беспомощности в детстве. Самки человека, как правило, вынашивают только одного детеныша за раз и вынуждены заботиться о нем в течение длительного времени, неслыханного (и непрактичного) для остальных представителей царства животных. Напротив, животные, у которых работают лишь несколько самых простых подпрограмм (например, «ешь то, что похоже на еду, и избегай угрожающих объектов»), используют другую стратегию выведения потомства; обычно это что-то вроде «откладывай побольше яиц и надейся на лучшее». У них нет возможности писать новые программы, поэтому они вынуждены обходиться мантрой «Если ты не можешь превзойти противников умом, превзойди их числом».
Так есть ли сознание у других животных? В настоящее время у науки нет эффективного метода, чтобы ответить на этот вопрос, однако я предлагаю две интуитивные догадки. Во-первых, вероятно, сознание — это не свойство «всё или ничего»: оно появляется постепенно. Во-вторых, я предполагаю, что