Инкорпорация

— Сколько там наших? — Горгуа указал за угол корабля, откуда только что прибыла ефрейтор.

— Пять человек.

Сержант Горгуа молча кивнул. В безвозвратных потерях еще пять имен. Тактическая система знала об уроне среди личного состава, но электроника порой ошибается, и хотелось точно убедиться, что среди выброшенных за борт МДК, кроме Ливадовой, выживших нет.

Старший лейтенант Комаров поспешил к выбитому люку, откуда шла эвакуация. Двое во флотской экзоброне выносили тяжелораненого, и, кажется, это был командир учебного батальона подполковник Чесноков. Женька покачала головой. Плохо дело у Чеснока, если это он, — прямо из груди торчал арматурный прут. Сержант Горгуа выругался, его тактическая система работала без ограничений, установленных для рядового состава, к которому относилась ефрейтор Ливадова. Он знал, кем являлся раненый.

Сейчас из корабля выносили подполковника Чеснокова, и, признаться, Горгуа не предполагал, что ранение комбата настолько серьезно. А что с Моровым? Майор тоже ранен, но, скорее всего, некритически — время от времени зло рыкает через коммуникационную систему. Скоро он выберется из корабля, потому как отсеки, в которых заперло управление роты и штаб учебного батальона, разблокировали три минуты назад. Спасибо флотским, они быстро справились.

Временный командир второго взвода указал точку на каменистой поверхности планеты в трех метрах от себя.

— Ливадова! Твой пост! Привести оружие в готовность к стрельбе! Охранять тела! Начать визуальное наблюдение за местностью по всем направлениям от поста! Выявлять любое подозрительное движение!

— Есть!

— Дронов нет, ничего нет, — невеселой шуткой добавил Горгулья, — мы в полной заднице!

Сержант вдруг умолк, уставившись на Ливадову. За стеклом визора не видно лица, но Женька была уверена, что он вдруг смутился, а сержант не должен смущаться. Наверное, нервы шалят, они сейчас у всех на пределе.

— Все плохо, — угрюмо произнес он, — это я хотел сказать. Мы приземлились… или, правильнее сказать, примарсились максимально далеко от наших баз. Пилоты уводили корабль подальше от освоенных секторов Марса — и перестарались. Корабли упали в самом глухом уголке этой дрянной планеты, какой только возможен.

Горгулья, кажется, усмехнулся, а Женька не поняла, для чего сержант это ей рассказывает. Она прямо спросила об этом.

— Чтоб смотрела в оба глаза! — Сержант опять обозлился. — На базах какие-то беспорядки, и помощь быстро не придет! Рассчитываем только на себя! Ранее полученный приказ понятен?

— Так точно!

— Выполнять!

— Есть!

Ливадова оказалась на своем посту прежде, чем сержант захлопнул пасть. Горгуа смотрел на ефрейтора еще несколько мгновений, но больше ничего не сказал и направился к месту, куда начали сносить раненых. Рядом с неподвижно лежавшим Чесноковым появился офицер-медик в флотской броне. Покачав головой, он что-то сказал старшему лейтенанту Комарову и подошедшему к ним Горгуа — и развел руками.

Комбат не шевелился, арматуру из его груди не вынимали — слишком опасно, без операционного стола такая попытка легко сломает хрупкий баланс между жизнью и смертью Чеснокова. Но он жив, потому что лежит среди других раненых. Ливадова предположила, что экзосистема залила заживляющим раствором рану и ввела командира батальона в искусственную кому. По меньшей мере к трупам, которые она охраняет, Чеснокова не перенесли.

Зачем охранять мертвых? Вокруг все больше десантников, и все они вооружены. Ливадова не понимала смысл полученного приказа. Она, конечно, может объяснить, почему нужно обеспечить покой погибшим боевым товарищам. Однако кто сейчас посягнет на них? Впрочем, приказ есть приказ, ей даже повезло. Она лишь стоит и смотрит по сторонам, а могла бы таскать мертвецов.

Принесли еще одного — им оказался Бастрюков. Когда Женька увидела его, то сломалась. Ненадолго, на полминуты или около того — она не смогла бы точно ответить, на сколько времени выпала из нормального состояния. Ливадова отвернулась от мертвых и корабля, в котором они погибли. Стояла лицом к пустыне, опустив голову. Под стеклом визора по щекам потекли слезы. Пусть текут — если визор не поднять, их вытереть нельзя.

Почему она плачет? Кто для нее Бастрюков? Гаденыш, которого презирала всей душой и, возможно, даже ненавидела. Но это человек, которого она знала, и вот он умер. Ни за что умер. Сашка Грибанова тоже умерла, и остальные… Просто потому что один залетный истребитель умудрился подойти незамеченным и вывести из строя силовую установку МДК второй роты, тянувшую за двоих оба десантных корабля.

Чего стоят жизни десантников? Ничего. Женька тоже десантник, и получается, что ее жизнь тоже ничего не стоит. Но она давно поклялась, что выживет! Она выбралась из рабства, и она будет жить! Она выживет и найдет когда-нибудь брата! Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, Ливадова почувствовала, что пришла в норму.