Инкуб

Завадский уже привык к потерям. И потрясла его не столько смерть Смагина, сколько сопутствующие ей обстоятельства. Конечно, пресса могла и дальше смаковать подробности скандального происшествия, строя догадки по поводу взаимоотношения двух мужчин. Договорились уже до того, что Борис Вячеславович, к слову, не выносивший гомосексуалистов, убил из ревности своего любовника, а потом застрелился сам, не в силах перенести потери. К слову, правоохранительные органы склонялись к этому же варианту, несмотря на кое-какие нестыковочки. Самой существенной из которых была разница в двое суток между смертью Александра Чибирева и самоубийством Бориса Смагина. Кстати, свидетели дружно показывали, что детектив вернулся домой в сопровождении женщины, которая и по возрасту и по внешнему виду никак не походила на трансвестита. Впрочем, следствие не собиралось предавать значение этим показаниям. В конце концов, оба трупа были налицо, имелась и устраивающая всех версия, чего спрашивается огород городить на пустом месте, если дело о гомосексуалистах, повздоривших между собой, само просится в архив.

– Я же сам этого гаденыша закапывал на опушке, – прошипел потрясенный Зуб. – Может, у него был брат близнец, такой же гомик как и тот?

– Привет от инкуба, – криво усмехнулся Годунов, глядя на Завадского покрасневшими от перепоя и недосыпа глазами. – Интересно, что он приготовил для нас с тобой, Аркадий? С фантазией у этого сукиного сына все в полном порядке.

– Не хочу, – вдруг сорвался с места финансист. – Слышите – не хочу!

Годунов перехватил взбесившегося Завадского на средине гостиной и словно пушинку швырнул на диван:

– Успокойся, Аркадий! На тот свет ты еще успеешь. А пока готовься к свадьбе. Тебе недолго ходить в холостяках.

Ирина Дятлова раскатисто рассмеялась, причем смех этот длился так долго, что стал походить на откровенную истерику. Завадский не выдержал напряжения и тоже захихикал нашкодившим подростком.

– Вколоть успокоительного? – спросил Годунов, склоняясь над Ириной.

– Мне не надо, – сказала Дятлова, резко обрывая смех. – А этому – пожалуй.

После укола в зад Аркадий Савельевич почувствовал большое облегчение. Жизнь перестала казаться ему беспросветной, а предстоящая брачная церемония настраивала на игривый лад. Впрочем, веселился он недолго и скоро забылся тяжелым беспокойным сном.

– По-моему, мы слишком далеко зашли, – сказал подполковник присмиревшей Ирине.

– Наверное, – не стала спорить та. – Но теперь уже поздно поворачивать назад. Да и некуда.

Завадского погрузили в машину полусонного. Какое-то время он болтался беспомощным мешком между Дробышевой и Зубом, пока окончательно не пришел в себя. За рулем отремонтированного после автоматного обстрела «Бентли» сидел Годунов. Ирина, облаченная в белое платье с вырезом на спине, подкрашивала губы, глядя в небольшое зеркальце. Обстановка в салоне казалась почти идиллической, но Верещагина почему-то охватила тоска.

– Пока еще не поздно нам сделать остановку, кондуктор нажми на тормоза, – пропел Завадский отчаянно фальшивя.

– Заткнись, – коротко посоветовала жениху взволнованная невеста.

– Шампанское захватили? – не унимался Аркадий Савельевич.

– Виагры надо было взять, – вздохнула Дятлова, пряча помаду в сумочку. – Не хватало еще, чтобы этот павиан опозорился в самый последний момент.

– Это ты о Люцифере, – поразился чужой смелости Завадский.

– Это я о тебе, Аркадий, – усмехнулась Ирина. – Встряхнись и будь мужчиной. Мы едем не к Люциферу, а к Осирису, богу плодородия.

– Большая разница, – согласился финансист и покосился на сидящую рядом каргу.

Несколько дней, проведенных Дробышевой в обществе двух любезных мужчин, Годунова и Зуба, сильно отразились на ее внешности. Она постарела за это время лет на десять и превратилась из строгой дамы в сущую развалину. Волосы ее окончательно поседели, а голова тряслась почти безостановочно. В глаза Марии Степановны Завадский не рискнул заглянуть, подозревая, что не найдет там ничего кроме безумия. Следов пыток на ее руках и лице Аркадий не обнаружил, а потому решил, что подполковник предпочел фармакологические меры воздействия прямому насилию. Дробышева и сейчас находилось в состоянии почти сомнамбулическом, во всяком случае, слабо реагировала на внешние раздражители.

– А она сумеет отыскать дорогу? – засомневался Завадский.

– У нас есть план, начертанный рукой Брагинского, – пояснил Годунов. – Не бойся, Аркадий, не заблудимся.

Если подполковник собирался своими заверениями подбодрить встревоженного жениха, то результат получился обратным – Завадский раскис окончательно. Его неудержимо потянуло домой. Настолько неудержимо, что он попытался на ходу открыть дверцу машины. Кулак Зуба, угодивший в правый бок, лишил финансиста дыхания, зато вернул ему способность рассуждать здраво.

– Ладно, – произнес он сиплым от боли голосом. – Чему быть, того не миновать.