Инкуб. Книга 2 (СИ)

«Самовлюблённый наглец! Петух в павлиньих перьях!» — кипел от негодования юноша, едва не наступая на пятки бравому вояке. При посадке в карету он не выдержал и схватил капитана за плечо, когда тот вознамерился помочь девушке.

— Отойдите! Это привилегия мужа, — процедил он сквозь зубы.

Мишель де Грамон потянулся было к шпаге, но передумал и с учтивой улыбкой коснулся пальцами полей своей шляпы.

— Сударь, у нас это привилегия лакея, но так и быть, я уступаю эту честь вам, — уколол он юношу, но тот не остался в долгу.

— Извините, я не знал, что вы по совместительству подрабатываете лакеем.

Капитан переменился в лице, но выдержка ему не изменила.

— До встречи, сударь! Надеюсь, к тому времени ваш боевой задор не иссякнет, — проговорил он с мягкой угрозой в голосе и, послав воздушный поцелуй Цветанке, громко добавил: — Ах, ma chérie! Знайте, вы прелесть! Я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Юлиан, решивший не затевать скандал, украдкой показал ему дулю и Мишель де Грамон скрипнул зубами. «Мы ещё встретимся, щенок, и ты кровью смоешь своё оскорбление», — пообещал он, злобно глядя на рыжего красавца, не расстающегося с соколом.

— По коням! — рявкнул капитан, видя, что его люди замешкались. — Не отставать, негодяи! Если что случится с гостями их величеств, я лично сдеру с вас шкуру!

* * *

Оказавшись наедине, некоторое время венценосная чета ехала в полном молчании, а затем король швырнул амулет на колени Аделии.

— Мадам, я мирился с тем, что вы плохая жена, но надеялся, что вы хорошая мать, — произнёс он с тихой яростью и, переведя дыхание, добавил: — Но вы и здесь не оправдали мои ожидания. Когда я поддался на ваши уговоры и отдал нашу дочь в ведовскую обитель, я надеялся, что она будет в безопасности.

— О, боги! — вскрикнула Аделия и её потемневшие глаза, казалось, заняли пол-лица. В панике она вцепилась в мужа и тряхнула его за лацканы мундира. — Что?!.. Что случилось с Аннет?.. Сир, не молчите!

С непримиримым выражением на лице король оттолкнул её руки и отвернулся к окну кареты.

— Эвальд, это слишком жестоко! Умоляю, скажи!

Подхватив пышные юбки, Аделия попыталась упасть на колени, но король схватил её за талию и снова усадил на диванчик.

— Не унижайтесь, мадам. Это бесполезно.

— Хорошо, — пробормотала Аделия. В страхе за жизнь дочери она сидела как на иголках и не спускала с мужа молящих глаз, борясь с яростным желанием обернуться зверем и вырвать ему глотку.

Наконец она не выдержала:

— Дорогой, хотя бы ответь, Антуанетта жива?

Король смерил её долгим взглядом и, сменив гнев на милость, нехотя уронил:

— Да.

Зная по опыту, что дальше спрашивать бесполезно, Аделия прислонилась ноющим затылком к спинке диванчика, и обессилено закрыла глаза. Несмотря на радостное облегчение, тревога не ушла, и её рука судорожно сжимала амулет. Она хотела бы связаться Верховной ведьмой и выяснить подробности того, что произошло в обители, но это был необоснованный риск. Свет от работающего амулета не скроешь, а король на дух не переносил колдовство. К тому же верховная жрица могла снова проигнорировать её вызов, как она делала это в последнее время.

Чеканный профиль мужа, застывшего как изваяние, вызвал в душе Аделии неприязненное чувство и даже больше. Под влиянием только что пережитого потрясения её любовь к нему иссякла, и сейчас она ненавидела его почти так же сильно, как в начале их женитьбы, когда Эвальд II из династии Бертольдов[20], подчиняясь давлению могущественных жриц Всеобщей матери[21] был вынужден взять её в жёны. Таким образом Ведьминские круги хотели упрочить свои пошатнувшиеся позиции, а молодой король надеялся заполучить их поддержку в борьбе за престол.

При этом ни одна из сторон и не думала считаться с чувствами двадцатилетней Аделии де Линь, которой выпал «счастливый» жребий — стать королевой Эдайна. Стоило только ей заикнуться об отказе, и Верховная ведьма тут же пригрозила, что отберёт у неё ведовской камень, а поскольку страх оказаться парией среди своего племени исподволь прививался эриатам с малолетства, то она не выдержала характер и сдалась, о чём потом ещё не раз пожалела.

Особенно тяжело высокородной красавице-ведьме, привыкшей к вольной жизни, пришлось на первых порах. Избалованная родителями и всеобщим поклонением мужчин высшего общества, где вращалась их семья, она с трудом выносила тяготы подневольной жизни при королевском дворе. Вдобавок само замужество не принесло ей радости и это ещё мягко сказано.

Эвальд и в молодости был мрачен и невыносим с теми, кто имел несчастье вызывать его неудовольствие. Что уж говорить про ту, что навязали ему в жёны.

На радость недругам, король открыто показывал, что с трудом терпит присутствие своей королевы. На первых порах он не стеснялся унизить её при всех и даже влепить пощёчину из-за какой-нибудь надуманной придирки. Правда, красота жены со временем смягчила его сердце, и он перестал оскорблять её на людях, но до того она вдосталь хлебнула унижений.