— Пошли давай, нельзя, — добродушно пробасил сопровождающий его санитар и добавил в сторону Даррела: — Простите, сэр.
Даррел долго смотрел им вслед и чувствовал смутную тесноту в груди. Наверное, это неприятное ощущение и было хваленым состраданием и желанием помочь. С детства он боялся, что его дурная инкубаторская наследственность проявится и лишит его мозга. А теперь его страх стал реальностью для сына Генриха, об успехах которого тот рассказывал каждый раз с такой гордостью. Скоро Хаген станет безмозглым маткой, думающем лишь о трахе.
***
— Неблагонадежность и преступные наклонности, — сказал помощник прокурора с искренним сожалением, — увы, Даррел, сыну твоей первой любви не помочь уже ничем, кроме радикального перевоспитания.
— Но, возможно… — Даррел нервно побарабанил пальцами по столу, — у него еще есть шанс стать достойным членом общества, не теряя квалификации?
— Быть маткой — очень почетно и достойно, — сказал помощник прокурора с осуждением. — И приносит очень много пользы обществу.
“Что ж ты сам маткой не станешь”, злобно подумал Даррел и ухмыльнулся, представив собеседника с брюхом.
— Ты только полюбуйся на его послужной список, — продолжал меж тем помощник прокурора, — приводы за хулиганские акции, кощунственные деяния, подпольные издания, сопротивление при аресте… этот мальчик совершенно испорчен и потерян для нас.
— У нас в колонии, — медленно сказал Даррел, — есть много вещей, которыми не хотят заниматься образованные, а инку… низкоквалифицированный персонал не может. Я состою в правлении и имею право инициировать программу реабилитации ненадежных. К тому же, — он пристально посмотрел в глаза своему давнему приятелю, — врач сказал, что контрольные образцы к нему не приживаются. Он отторгает симбионтов, и, возможно, так и погибнет без пользы обществу. А нашей колонии нужны дешевые и безотказные специалисты.
— Безотказные, — усмехнулся помощник прокурора.
— Я буду тебе должен, Сэм, — Даррел еле заметно улыбнулся.
Ему отдали мальчишку на двадцатилетнюю реабилитацию, предписав только ежедневные инъекции экстракта с гормонами симбионтов — “для смягчения характера и преступных наклонностей”.
***
— Пересмотрели приговор, — неверяще повторил Хаген, и куратор с готовностью протянул ему планшет:
— А ты не согласен, хочешь маткой заделаться?
Развешанные по стенам кураторского кабинета портреты членов Совета как будто укоряли, что Хаген не желает приносить пользу обществу.
Он сглотнул и торопливо прижал большой и указательный палец к экрану:
— Я согласен, согласен на добровольное сотрудничество. А что это за поселение, куда меня направят?
Куратор забрал у него планшет и принялся там копаться, подтверждая подлинность согласия и отправляя данные в прокуратуру. Хаген усмехнулся всей этой лицемерной возне.
Черт, целых двадцать лет в какой-то неизвестной жопе мира. Но это в тысячу раз лучше, чем стать безмозглой утробой и анальным рабом. Именно так некоторые называли маток в их Лиге освобождения, а теперь их самих сделают матками, всех, кому еще тридцать не стукнуло, и они будут “служить обществу и искупать вину за свои кощунственные деяния”. Так сказал судья, а потом это неоднократно повторили в новостях. В столовой, где Хаген питался с будущими плановыми матками, был визор в полстены, и там постоянно крутили новости или сериалы.
— Хирвиз, новое поселение, планета земного типа, — наконец-то разродился куратор и добавил с притворным сочувствием: — Н-да, не курорт.
Хаген пожал плечами. Ну, он ведь хотел когда-то отправиться на одну из малоизученных планет, не зря же поступил на факультет ксенобиологии. А потом зачем-то выбрал специализацию по симбионтам и увлекся их изучением. Даже выстроил модель приживления симбионта в особь коровы, ведь это было бы так здорово — не использовать людей в качестве маток. Модель, естественно, оказалась нежизнеспособной, но его статьи вызвали некоторый резонанс. Тогда его чуть не отчислили и отстранили от практических занятий в Институте продолжения рода. И Хаген вступил в Лигу освобождения, мечтая о справедливости для всех членов общества. Ведь будущих маток обманом убеждали дать согласие на приживление симбионта.
— Твой новый куратор — Даррел Лэнс, будешь отчитываться ему в установленном порядке, — куратор пошевелил бровью: — Тебе даже предоставят ограниченную свободу, мера предосторожности — ошейник.
— Дядя Даррел?!
Неужели решил помочь после того, как увидел его здесь?
— Родственник?
— Нет-нет, — Хаген незаметно вытер вспотевшие ладони, — просто давний приятель отца. Школьный друг.
— Инкубаторский?
Хаген кивнул.