Инкубатор

Спартак сочувствующе вздыхал и бросал туманные намеки, что у него есть знакомый ветеринар, который быстро и качественно лечит все подряд серными мазями и противостолбнячными уколами, а я осуждающе качал головой и с трудом сохранял суровое выражение лица, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Парочка охранников на симметричных диванчиках у двери кабинета с любопытством прислушивались к нашим дебатам: мы говорили негромко, но были рядом, так что они невольно входили в аудиторию и создавали массовость и даже некоторую публичность Юриного грехопадения.

В общем, какое-то время было нескучно и забавно, но, как и ожидалось, правильному Степе это издевательство быстро надоело, и он с треском развенчал наши гнусные инсинуации.

— Это высший эшелон, — вот так сказал он. — За их здоровьем следят примерно так же, как за здоровьем первых лиц государства…

Сравнение показалось мне некорректным, но доктор не стал упорствовать и подтвердил: да, по поводу здоровья разово употребленных особей переживать не стоит, однако все, что касается нравственности, остается в силе.

Юра ненадолго впал в ступор на предмет «посмеяться вместе со всеми» или «надуться и гордо обидеться», но тут из кабинета вышел Петрович.

Домовитый искательно уставился на Петровича, тот кивнул и показал на Юру. Домовитый скомандовал:

— Юра, вперед! — как будто на штурм отправил, и наш прожорливый Казанова, отбросив сомнения, резво убыл на аудиенцию.

* * *

Петрович был багров, взбудоражен и задумчив. Как будто только что преодолел сложнейшую полосу препятствий и теперь пытался припомнить, все ли сделал правильно, не упустил ли чего?

— Ну как?

— Ннн… нормально, в общем. Вроде бы нигде ничего… Эмм… Но хочу предупредить: попроще. Зауми не любит.

— А подробнее?

— Потом, все потом… Пойду-ка я, махну рюмашку-другую…

Петрович задумчивой сомнамбулой выплыл вон, и в библиотеке воцарилась тишина. Домовитый с Веней-старшим перестали бурчать у окна и выжидающе уставились на дверь кабинета, словно бы в предвкушении каких-то неприятных неожиданностей. Понятное дело, Ольшанский — кадр проверенный, умница, светило сыска и все такое прочее… А Юра — дремучий варвар (один из всей компании пытался протащить нож в охраняемую зону), так что вполне может выкинуть что-нибудь непредсказуемое или даже неприличное.

На мой взгляд, зря они переживали. Юра у нас хоть и дремучий, но очень хитрый и по-звериному интуитивный. Он с легкостью встраивается в любую ситуацию и умеет находить общий язык с кем угодно, кроме, пожалуй, особей с заднеприводными тенденциями. Так что, если Серый нормальной ориентации, все будет нормально.

Да, если кто-то пытается припомнить, в каком месте повествования были доведены ФИО товарища, приказавшего вытащить нас в «свет», не утруждайте себя, нам до сих пор его не представили. Инструктаж был коротким и отчасти странным: «слушать внимательно, отвечать быстро и без раздумий — первое, что в голову взбредет, и ни в коем случае не задавать вопросы!» — словно бы речь шла о тестировании на нестабильном аппарате с односторонней связью. Я заметил, что никто из наших не озвучил вопрос «а как, собственно, обращаться к таинственному вельможе?», поэтому тоже не стал проявлять активность в этом направлении, а для себя окрестил его Серым. Коль скоро он «серый кардинал» и предпочитает оставаться в тени, пусть для нас с вами и далее будет проходить под этим позывным.

Ожидая своей очереди, я рассматривал книги и отвлеченно размышлял. Я записной библиофил, запоем читаю с детства. Одним словом, книги — это моя страсть. Возможно, мачо меня за это поругают, но… если вдруг остро встанет вопрос, что лучше, книги или женщины, я возьму мучительную паузу и буду долго думать.

Как и все прочее в этом доме, библиотека была очень даже на уровне. Да что там «на уровне», это для такой библиотеки просто оскорбление: она была превосходной, восхитительной, потрясающей!

Я счастливый обладатель шикарной по обывательским меркам библиотеки, которая собрана тремя поколениями моей семьи: дедо-бабами, папо-мамами, дядькой и мной лично… Так вот, моя прекрасная библиотека, которой я заслуженно горжусь, люблю и лелею — это… это просто какой-то жалкий микроб в сравнении с исполинским организмом той библиотеки, где мы сейчас находимся.

У меня никогда не будет такой библиотеки. Полжизни уже прожито (в таком ритме и при такой службе я вряд ли доживу до полтинника). За оставшиеся двадцать пять лет я не соберу даже четверть тех книг, что у меня есть, а уж про здешнюю книжную сокровищницу и говорить не стоит.

Ну и, коль скоро попер такой пессимизм, можно далее продолжать по логике жизни: у меня никогда не будет такого дома.

Таких вещей, которые есть в этом доме.

Таких машин, которые стоят во дворе этого дома.

Такого винного погреба.

Такой прислуги и охраны.