– А понял я, что никто тут погоды-то не делает. Кроме того или тех, кто всё это придумал – с закатами и рассветами, со штилем и ураганами, с солнцем, луной и звездами, с букашками, дикими зверьми и даже с нами, запускающими космические корабли бороздить Большой театр, будь он неладен. И они, те, кто придумал, – они навсегда. А мы с тобой – так, преходящая натура.
– И что?
– А понял я в результате, что всё это, что вокруг нас, нужно беречь. Потому что оно нежное и хрупкое. В нём везде – своя жизнь. Такая, какую мы создать-то не можем. А вот разломать, испоганить, снести, убить – так это за милу душу!
– Слушай, Жека…
– Чего?
– Ты вот вчера говорил, что на энергетический пошел, что твой отец…
– Ну да, отец… Только я не из-за отца пошел.
– А почему?
– Да время было такое. Хотелось чего-то большего. Свершений хотелось. Мы же с тобой почти ровесники. Ты разве не помнишь? Начало семидесятых. Да все мальчишки во дворе космосом бредили! Тогда же чуть ли не каждый месяц новый ракетный запуск, или у нас, или у американцев. Луноход-раз, луноход-два, стыковка «Союза» с «Аполлоном». Помнишь?
Док помнил, как подростком спёр у отца неполную пачку диковинных, никогда до этого не виденных сигарет «Союз – Аполлон». Какой год-то был? Ну да, тысяча девятьсот семьдесят пятый.
– Я в инженеры-энергетики и пошел, чтобы в ближайшем будущем космическую энергию осваивать. Мечта во мне такая жила. Хотел документы в отряд космонавтов подавать. Кто же знал, что всё так обернется.
– Жалеешь? – Док поднялся из воды.
– Конечно. Как не жалеть. Хотя… – Жека ненадолго задумался, – …теперь уже не жалею. Благодаря тебе.
– А я-то тут с какого боку?
– С твоей поддержкой я всё наверстаю. Всё, что пропустил и упустил. Я ведь не безнадежный. Башка-то работала. Откладывала в дальний угол, что надо.
– Это в такой дальний угол, как в хате тут у тебя? – с улыбкой спросил Док.
– Ну да! – смущенно улыбнулся в ответ Жека. – Пригодится еще. Подальше положишь, поближе возьмешь. Ладно, пойдем. А то и вправду скоро замерзнем.
Картошку пекли в костре рядом с домом.
– Пить будешь? – спросил Док.
– Не, не буду.
– Чего так?
– Так я ведь вообще не пью.
Док громко засмеялся.
– Чего ржешь?
– Вообще? Не пьешь?
– Ну да. Вообще.
– А вчера?
– А вчера было за встречу.
– Жень, ты не поверишь, я тоже вообще не пью!
Улыбка искривила тонкие губы Жекиного жабьего лица.
– Ну и дела! Как это мы, два непьющих, вчера-то конкретно выступили!
– Ага! – продолжал смеяться Док. – И на старуху бывает проруха!
– Я хотел пользу обществу приносить, – Жека смотрел мимо Дока, куда-то вдаль. – Не, ты не смейся. На самом деле хотел. Только обществу я с моими хотелками даром оказался не нужен. И с тех пор ситуация еще страшнее стала. Энергия стремительно заканчивается. Потому что все вокруг, не переставая, жрут и айфоны с автомобилями меняют чуть ли не каждую неделю. А где столько энергии взять? Мы выживаем-то ведь всего-навсего по одной причине.
– По какой?
– А по такой, что из семи с лихуем миллиардов хомо сапиенсов шесть, из поколения в поколение, влачат жалкое существование на доллар в день и настоящего доступа к энергетическим ресурсам не имеют. Стелют на ночь себе степь, укрываются пальмовым листом. И если даже четверть этих полупервобытных начнут потреблять столько же энергии, сколько потребляет золотой миллиард, то наступит энергетический коллапс. Это термин такой, приличный. А если говорить нормальным языком – кирдык. Мы в тупике. Атомная энергетика опасная и грязная. Тепловая – менее опасная, но не менее грязная. Гидростанции страшно опасны.
– А эти-то чем не угодили?
– Так убивают живность в реках. Разрушают устойчивые биоценозы. Приводят к обмелению и гибели рек. А нет реки – нет почвы вокруг. Нет почвы – есть пыльная буря. Есть буря – вот и наступает пустыня. Такова цена получаемой на гидростанциях электроэнергии.
– А как же все эти ветряки, приливные станции, солнечные батареи, электромобили, «зеленые» там разные с их экологией? Разве не выход?